|
.. — Простите, — прервал я, сразу ощетинившись, — это вы мужик, если уж так хотите. Он вздернул брови: — Да, я мужик... А вы... Ладно, глупости, не спрашиваю, хотя... Опустим это, хотя, честно говоря, любопытно, что вас так задело. — Да так, — ответил я уклончиво. Он развел руками: — Если не трудно, просветите. На будущее. Вдруг еще кто-то обидится. На днях у меня намечается встреча с послом из Испании... В грубом голосе звучала ирония. Я вспыхнул, но заставил голос звучать так же ровно: — Вы мужик, как вы сказали. Пусть так и будет. Но в тех краях, откуда я родом, мужиками называло тупое покорное быдло, грубое и ленивое. Он широко улыбнулся: — Да, но в революцию этих аристократов перевешали, перевешали... Было время. Я думал, их уже не осталось. Вы не из дворян, случаем? Сейчас всяк норовит назваться то дворянином, то графом, а кто понаглей — вовсе князем. — Казацкому роду, — сказал я, — в отличие от дворянского, нет переводу. Много вы нас в самом деле вешали... и расстреливали, и распинали, и топили с приходом своей Советской власти, но казаки все равно будут. Гордые, не гнущие спины, настоящие... Так что уж простите, но я не мужик. И никогда им не стану. Он слушал внимательно, лицо было недвижимое, затем примирительно улыбнулся: — Эк вас задело... Это так говорится. Вы просто чувствительны к словам. Даже не как политик, те тоже чувствительны, но только к их нынешнему пониманию, а вы вовсе в корень... Кто ж теперь так смотрит? Тогда скажем проще: вы — мужчина, и я — мужчина. В том понимании, какое вкладывалось раньше, а не сейчас. Согласны? Я уклонился от ответа: — Почему так уверены, что я смогу работать в вашем совете? — Вы созидатель. Но, когда появляются первые ростки, вы, вместо того, чтобы дожидаться плодов, оставляете это другим, а сами ломитесь дальше. Потому до сих пор концы с концами сводите едва-едва... Но никому не завидуете, потому ни язвы, ни нервных припадков. Я вам не предлагаю должность министра! Всего лишь советника. Члена команды, который будет высказывать свое мнение, критиковать, предлагать какие-то варианты. Одна ваша извилина стоит иного научно-исследовательского института, а у вас этих извилин наберется, наберется. Глупо с моей стороны упускать такого человека! Я упрямо покачал головой: — Я же сказал, я наработаю. Любую команду развалю. Да и не люблю военных, признаюсь откровенно... даже с удовольствием. — А кто их любит, — фыркнул Кречет. — Только подростки да перезрелые дуры из дальних деревень. Но военных в команде не будет. Даже я без погон, как видите. А что о прошлом... кто из нас не бывал в армии? — Я не бывал, — ответил я с удовольствием. Цепкий взгляд Кречета пробежал по мне, даже вроде бы попытался застегнуть слишком вольно расстегнутую пуговицу: — Мне показывали досье. И там была строчка, что вы пытались попасть в ряды, но медкомиссия забраковала. — Было другое время, — отмахнулся я. — Все же, почему я?.. Есть громкие фамилии из творческой интеллигенции, ну, такие как Цукоров или Козельмович... Кречет поморщился: — Это нормальные люди средней порядочности. Для нормальной страны, где хотят жить тихо и мирно, хорошо кушать и беречь здоровье. |
