Стоя там и с ужасом глядя на плоды рук своих, он вдруг четко осознал, что ярость лишь отчасти вызвана жадностью и подлостью Князя-Рыбака. Всю жизнь он пытался стать героем, чтобы избавиться от наследия Вараконна, а теперь смотрел на руины и пепел, летящий по ветру. Все стало пеплом. Он нашел любовь — великую любовь — и позволил ей умереть. И к тому же стал не только прелюбодеем, но и убийцей детей и женщин. По закопченному лицу потекли слезы, и Коннавар упал на колени, снова и снова выкрикивая имя Таэ.

В холмах прятались пережившие страшную ночь и слушали эти крики. Казалось, человек не способен издавать таких звуков — столько в них было боли и горя. Люди сбились в кучу и принялись молиться, чтобы демон оставил их в покое.

Две недели о Коннаваре не было ни слуху ни духу. Его видели на пути в Три Ручья, но до деревни он так и не доехал. Руатайн попросил Арбонакаста отыскать его, но тот сбился со следа. Тогда обратились к мудрому Параксу. Старик расспросил о любимых местах Коннавара и об окрестных пещерах. Потом он поехал в горы в поисках следов. Однажды, в землях кердинов, он разыскал Конна, и теперь знал его манеру убегать. Юноша не хотел, чтобы его отыскали, и почти не оставил следов, но ему все равно приходилось есть и греться.

Паракс всегда отличался терпением, и его зоркий глаз не упускал ничего. На пятнадцатый день после исчезновения Конна он нашел простейший силок и едва различимый след, уводящий от него. Он сразу понял, чей это след, и прошел по нему до старой пещеры Ворны. Коннавар рубил дрова старым топором. Он бросил взгляд на охотника, но не произнес ни слова. Потом собрал дрова и вошел в пещеру. Паракс тоже ничего не сказал, а просто последовал за своим другом.

Пещера оказалась глубокой, и охотник с интересом окинул ее взглядом. По задней стене тек ручеек, собираясь в озерцо. У стены стояла узкая кровать, а в центре горел очаг. Кто-то повесил на дальнюю стену полки, но они пустовали, и их затянула паутина. Неуютное местечко, подумал охотник. Он помог своему другу принести дрова, а потом Коннавар сел у огня. Он сильно похудел, и глаза запали. Паракс сходил к лошади и вернулся с мешочком еды, извлек из него хлеб и сыр и предложил их юноше. Тот покачал головой и молча подкинул дров. Паракс положил еду у очага и лег на кровать. Он выслеживал Конна несколько дней и очень устал.

Паракс проснулся через час. В пещере было пусто. Он зевнул, потянулся и подошел к очагу. К счастью, еда исчезла. Он вышел из пещеры, сел в седло и поехал в Три Ручья, чтобы рассказать обо всем Руатайну.

На следующий день тот сам отправился к пещере. Воин прождал несколько часов, но Конн так и не появился. Руатайн понял, что его сын где-то здесь, однако не хочет говорить. Это опечалило его; он, как и Паракс, оставил еду и вернулся домой.

На семнадцатый день, когда Конн свежевал кролика, у входа в пещеру показалась тонкая фигура. Юноша поднял голову и узнал Эриату. Он глубоко вздохнул, хотел было заговорить, но передумал и вернулся к прерванному занятию.

— Ты долго собираешься пробыть здесь? — спросила она.

— Не знаю. Оставь меня в покое.

— И это, по-твоему, покой? Нет, Коннавар, это самоистязание. Ты не первый человек, потерявший возлюбленную, и не последний.

— Ты ничего об этом не знаешь, — тихо проговорил он.

— Тогда расскажи. Расскажи, почему новый князь сидит в пещере, а другие вынуждены исполнять его обязанности. — Эриата зашла в пещеру. Там не было свечей, а огонь давал мало света. Конн был чересчур спокоен — словно сжег в себе все чувства. — Совет проголосовал за тебя. Ты князь. Почему же ты прячешься здесь? Твоя жена мертва, но ты отомстил за нее. — Он оставался таким же бесстрастным, даже слово «прячешься» не покоробило его.