Дальше запали щеки — добрых полдюйма плоти словно бы всосались в его лицо. Не знаю, объяснялось это дефектом личины или настоящая шкура Папаши уже иссыхала, но получилось именно так. Вид у него стал голодный, изможденный — вид приговоренного к тяжелому наказанию. И все это произошло в пределах пяти секунд.

— Они оставили свои имена? — спросил меня Папаша, и я помотал головой. Впрочем, это не имело значения — Папаша Дуган явно знал, кто они такие. Затем он дал нам с Джеком несколько баксов, велел разыскать Норин, сходить в кино, пообедать. И сказал, что сегодня вечером закроет магазин. Я пытался спорить, хотя и знал, что это безнадежно. Это был бизнес Папаши Дугана, и за ним здесь оставалось последнее слово.

Когда я на следующее утро пришел в магазин, то обнаружил там Таджикки и Сола, на чьи массивные талии бьши повязаны передники. Папаша объяснял им работу кассового аппарата. Я уже собирался дать задний ход обратно в дверь, но тут Таджикки меня заметил и подозвал.

— Мы с тобой на плохой ноге вчера разошлись, — сказал он, протягивая руку. — Если мы собираемся вместе работать, нам лучше ладить.

Он так крепко пожал мне руку, что чуть кости не поломал, но даже этого не заметил. Я вежливо кивнул и поинтересовался:

— А что вы, простите, здесь делаете?

— Я же вчера тебе сказал, — напомнил Таджикки. — Мы новые деловые партнеры твоего босса.

Вообще-то кое-какие фильмы я уже видел. И знал, что когда гангстеры приходят и говорят, что они «новые деловое партнеры», они на самом деле вовсе не собираются закатать рукава и с энтузиазмом взяться за работу. Они просто хотят урвать себе часть прибыли — или, еще более вероятно, общего дохода, — а также найти удобное местечко, где можно сидеть и жрать сладкие пряники по мере их поступления.

Но эти мужики были совсем другие. Они действительно хотели работать.

— Надо провести инвентаризацию, — говорил Таджикки — а потом, черт побери, реально брал в руки папку с тесемками и принимался расхаживать по магазину, рассчитывая наши потребности и перерасходы за неделю. Сол был настоящим монстром на погрузочной платформе, и ему нефиг делать было перекинуть пятисотфунтовый контейнер с поддона на полку, причем вся тяжесть этого контейнера равномерно распределялась по его широкой, толстой спине. Сказать правду, таких первоклассных работников у Папаши Дугана еще никогда не бывало.

Через два месяца мне там уже просто нечего было делать. Таджикки великолепно разбирался с покупателями, утешая их и умасливая. Этот виртуозный торговец затмевал даже блеск Папаши Дугана, когда речь заходила о понимании потребностей каждого отдельного человека и оптимальном их обеспечении. А Сол, тяжелый качок, делал всю работу в заднем помещении, дойдя даже до того, что каждую неделю проводил там реорганизацию хранения трав, чтобы отражать меняющиеся вкусы и демографию нашего района.

И внезапно, за многие годы до того, как это стало популярно, я подпал под сокращение штатов.

— Я больше не могу позволить себе платить тебе жалованье, — однажды днем сказал мне Папаша. — Извини, Винсент, но…

— Все нормально, — перебил я Папашу Дугана, вовсе не желая его таким видеть. В этом было что-то неправильное. — Я понимаю.

— Я сам едва над водой держусь. Эти парни… они заправляют магазином… и уже не я им, а они мне отстегивают. Ты об этом знаешь?

Я знал. Странным образом естественный порядок вещей перевернулся с ног на голову, и Папаша Дуган стал молчаливым партнером в собственном бизнесе. Скудное пособие, выделяемое ему Солом и Таджикки, не покрывало его расходов. У Папаши Дугана была жена. У него была семья. И хотя я не знал, как он изначально познакомился с Таджикки и Солом, я догадывался, что в рукаве у Папаши вдобавок было припрятано несколько скверных привычек.