Молли схватила его за рукав:

— Погодите-ка. Где ключи от вашего грузовика?

— В кабине оставил. А что? Городок тихий.

— Ничего, просто спросила. — И Молли ослепила его еще одной улыбкой. — Ну, входите же. А я сейчас — только гудрон с рук смою.

— Ну еще бы, дамочка. — И Лес засеменил к двери, точно ему не терпелось в уборную.

Молли попятилась к грузовичку. Когда продавец положил руку на дверную ручку, Молли позвала:

— Стив! Обед!

— Меня не Стивом зовут, — ответил Лес.

— Я знаю, — сказала Молли. — Вы — другой.

— Кто? Лес, в смысле?

— Нет. Обед. — И Молли одарила его последней улыбкой.

Стив узнал звук своего имени и ощутил мысль, обволакивающую слово «обед».

Лес почувствовал, как что-то влажное обхватило его ноги и едва открыл рот, чтобы закричать, как кончик змеиного языка обернулся вокруг его головы и перекрыл кислород. Напоследок он увидел обнаженную грудь падшей королевы киноэкрана Молли Мичон — та задрала фуфайку, наградив его последним в жизни зрелищем перед тем, как, нетерпеливо чавкнув, сомкнулась огромная пасть Морского Ящера.

Молли услышала хруст костей и поежилась. Господи, приятно иногда быть чокнутой, подумала она. Здравый человек наверняка бы расстроился.

Одно из окон в переднем торце трейлера-дракона медленно закрылось и вновь открылось — рефлекс Морского Ящера, проталкивающего еду по пищеводу. Но Молли решила, что он ей подмигнул.

Эстелль

Кабинет доктора Вэл всегда представлялся Эстелль островком здравомыслия, изощренного статус-кво — ни единой соринки, спокойно, все на своем месте, хорошо оборудован. Подобно многим художникам, Эстелль жила в атмосфере хаотической паники, что посторонними принималось за богемный шарм, однако на деле было не чем иным, как цивилизованным способом справиться с относительной нищетой и неуверенностью от мысли, что за деньги приходится пожирать собственное воображение. Если же нужно излить кому-нибудь душу, то неплохо делать это в таком месте, которое не заляпано краской и не заставлено незавершенкой. Кабинет доктора Вэл и был такой отдушиной, паузой, утешением. Но только не сегодня.

Не успела Эстелль присесть в кожаное кресло для посетителей, как ее вызвали.

— А вы знаете, что ваша секретарша носит кухонные рукавицы?

Вэлери Риордан — на этот раз несколько волосков выбились из безукоризненной прически — перевела взгляд на пресс-папье:

— Знаю. У нее раздражение кожи.

— Но они примотаны к рукам строительной липкой лентой.

— У нее очень серьезная экзема. Как вы себя чувствуете сегодня?

Эстелль оглянулась на дверь:

— Бедняжка. Когда я вошла, она, кажется, никак не могла отдышаться. А к врачу она обращалась?

— С Хлоей все будет в порядке, Эстелль. Ее навыки машинописи могут даже улучшиться.

Эстелль почувствовала, что у доктора Вэл сегодня не лучший день, и секретаршу в кухонных варежках разумнее оставить в покое.

— Спасибо, что согласились принять меня без записи. Я знаю, что у нас с вами уже давно не было сеансов, но сейчас мне просто необходимо с кем-нибудь поговорить. В последнее время жизнь у меня приняла немножко странный оборот.

— Сейчас это повсюду. — Доктор Вэл рисовала в блокноте каракули. — Что у вас?

— Я встретила человека.

Доктор Вэл впервые посмотрела ей в глаза.

— Неужели?

— Он музыкант. Блюзмен. Играет в «Пене». Там я с ним и познакомилась. Мы с ним… ну, в общем, последние пару дней он живет у меня.