Тео

Прошло так мало времени, а у него уже столько новых впечатлений. Лишь за последние несколько дней Тео успел поруководить первой в жизни большой поисково-спасательной экспедицией, включая беседы с обезумевшими от беспокойства родителями и молокозаводом: представители компании требовали от Тео фотографии Мики Плоцника, на которой бы тот не корчил рожи в объектив. (Если они найдут снимок получше, то Мики прославится на пачках с двухпроцентным или обезжиренным молоком, а если нет, то придется довольствоваться сывороткой, и значит, его увидят только пенсионеры и любители кислых салатов.) Кроме того, Тео пришлось управляться с первым в жизни крупным пожаром, отгонять галлюцинацию со следами гигантского животного и расследовать самое настоящее убийство — и все это без малейшей опоры на свой пожизненный химический костыль. Дело не в том, что у него не было возможности дернуть из любимой трубочки, — он просто потерял к ней аппетит.

Теперь нужно решать, что делать с делом Бесс Линдер. Вызвать кого-нибудь на допрос? Куда вызвать? К себе в хижину? Кабинета у Тео не было. Он почему-то не мог себе представить, что допрос пройдет успешно, если подозреваемый будет утопать в поролоновых подушках продавленного кресла под горячей галлюциногенной лампой… «Признавайся, подонок! Не заставляй меня включать черный свет над этим плакатом Джими Хендрикса и зажигать благовония — тебе это не понравится».

И посреди всей этой деятельности Тео так и подмывало вернуться на трейлерную стоянку «Муха на Крючке» и поболтать с Молли Мичон. Совсем спятил.

В конце концов, он решил съездить домой к Джозефу Линдеру — в надежде застать коммивояжера врасплох. Выруливая на подъездную дорожку, Тео заметил, что садовые гномики заросли сорняками, а на табличке с голландским оберегом у входа лежит толстый слой пыли. Дверь гаража была распахнута, внутри стоял микроавтобус хозяина.

Тео не стал стучать сразу — сначала убедился, что конский хвост его надежно упрятан под воротник, а сам воротник лежит достаточно ровно. Почему-то вдруг показалось, что следовало прихватить пистолет. Оружие у него имелось — револьвер «Смит-и-Вессон-357», — но валялся он на верхней полке в чулане вместе с коллекцией кальянов для дури.

Тео дернул звонок, подождал. Джозеф Линдер открыл дверь только через минуту. На нем были заляпанные краской вельветовые штаны и старый свитер — похоже, это тряпье вытаскивали из мусорного бака уже десятки раз. Бесс Линдер явно не потерпела бы такого одеяния у себя в доме. Линдер даже не улыбнулся.

— Констебль Кроу. Чем могу служить?

— Если у вас найдется минутка, мне бы хотелось с вами поговорить. Можно войти?

— Полагаю, да. — Линдер сделал шаг назад, и Тео нырнул в дом. — Я только что сварил кофе. Будете?

— Нет, спасибо. Я на службе. — Копам полагается отвечать именно так, подумал Тео.

— Это кофе.

— Ох, да, конечно же. С молоком и сахаром, пожалуйста.

Полы в гостиной были из некрашеных сосновых досок, прикрытых лишь лоскутными половичками. Вместо дивана — древняя церковная скамья, вместо кресел — два шейкерских стула и оцинкованный молочный бидон с подушкой сверху. Других сидячих мест не было. В углах комнаты стояли три антикварные маслобойки. Если бы не новый тридцатишестидюймовый телевизор «Сони» у камина, гостиная могла бы запросто сойти за жилище семьи семнадцатого века (с очень высоким уровнем холестерина в крови от такого количества масла).

Джозеф Линдер вернулся в гостиную с большой керамической кружкой ручной работы. Кофе по цвету напоминал ириски, а на вкус отдавал корицей.

— Спасибо, — сказал Тео и кивнул на «Сони». — Новый телевизор?

Линдер сел напротив на молочный бидон.