Гончаренко закрыл лицо руками, но Романова как ни в чем ни бывало продолжала:

— ...Эта славная компания начала свои дела давно под руководством не менее славного КГБ. Но пришли новые хозяева, такие, как, например, мой давний друг и помощник Артур Красниковский. Продолжать? Ты решил сменить хозяев, платили больше. Сколько тебе Артурчик за это отвалил?.. Ну, вот что. Даю тебе пять минут на обдумывание своего тупикового положения. Пять минут — триста секунд. На триста первой ты мне должен дать ответ, будешь со мной работать или нет. Предстоит операция чрезвычайно трудная и опасная, ты мне нужен как лицо, на которого имеется пропуск к «Бесу». Да-да, Биляш просто не успел тебе отдать. Учти: при положительном ответе обещаю тебе полную свободу по завершении операции; из органов, конечно, вылетаешь навсегда, притом по собственному желанию. При отрицательном — снимаю твою охрану. И живи как хочешь. Или умирай.

Романова посмотрела на часы и стала ходить по палате, ее шаги отстукивали секунды. Раз, два... пятнадцать... сорок три... В палате было смрадно и душно, она подошла к окну и открыла створку. Через металлическую решетку в палату ворвался свежий воздух августовской ночи. На сто восьмой секунде она услышала голос майора милиции Романа Гончаренко, донесшийся словно из подземелья:

— Я согласен, Александра Ивановна...

«Я, Роман Гончаренко, майор милиции, начальник 3-го отделения 2-го отдела МУРа, в течение семи лет работал совместно с сотрудником Первого главного управления КГБ СССР Анатолием Петровичем Биляшом. По указанию руководства я сопровождал вместе с ним по железной дороге, а затем и в транспортном самолете спецгруз, то есть танки и ракеты. Они направлялись в Афганистан, а после на Кубу, в Анголу, в Ирак, Сирию и т. д.

За каждую ездку нам выплачивались хорошие командировочные — суммы в конвертах, их мы нигде не показывали, разрешали отовариваться в странах, куда мы ездили, давали небольшие суммы в валюте или сертификатах для «Березки». Эта деятельность прикрывалась работой по антиквариату.

Ведало всеми этими хозяйственными делами учреждение, которое находится на улице, Качалова, на вид это почтовый ящик, имеющий другую вывеску. Биляш, и другие между собой называли это учреждение «Вече».

Взаимоотношения людей, связанных с этим Вече, были непривычными. К примеру, Биляш при мне отдавал распоряжения и генералам, и министрам, и крупным партийным чинам. Когда я задавал вопросы о субординации, спрашивал, разве так бывает, Биляш с усмешкой отвечал: «поживешь, увидишь, кто у нас настоящий хозяин». Вскорости я и сам скумекал, хозяином страны у нас не Политбюро ЦК КПСС с Совмином, а это самое Вече. Все наши структуры стоят для блезира, ну, как декорации в театре. Вече реально распоряжается и финансовыми, и космическими, и промышленными делами. А на политику, на все эти парткомы с идеологией этой марксистской, на чепуху эту им просто плевать с верхней полки. И все они плясали под дудку какого-то Беса,, как мне потом Биляш объяснил — все деньги Вече у него, он глубоко засекреченный разведчик в отставке.

Взаимоотношения с армейскими чинами, с ГБ и нашим братом, эмведешниками, я скажу, у Вече тоже были чудные. Они вроде бы нас просили, но просьбы выглядели как приказ.

Несколько месяцев назад Биляш привез меня на одну конспиративную квартиру, в микрорайон Матвеевское. Встретил нас на квартире генерал госбезопасности Феоктистов и провел со мною установочную беседу. Он сказал, что я, Гончаренко то есть, успешно прошел испытательный срок, и с этого дня зачислен в особый отряд «доверенных лиц» при Вече. Биляш сказал, что выпишет мне пропуск, такой же, как у него. Он мне показал пластиковую карточку с буквой «В» в виде вензеля.

Теперь о деле, которое в результате привело меня в сумасшедший дом.

У Биляша была любовница, я тогда знал только ее прозвище Саламандра.