Турецкий отыскал глазами своего бывшего начальника, Константина Дмитриевича Меркулова. Тот сидел в противоположном конце зала и, казалось, с величайшим вниманием слушал городского прокурора. Турецкий не был уверен, что правильно поступил, отказавшись перейти в прокуратуру РСФСР вместе с Меркуловым, второго Меркулова не было в целом свете. Но Турецкий терпеть не мог так называемые хозяйственные дела, которые бы ему пришлось вести в бригаде Меркулова,— его охватывала невыносимая тоска при виде сотен накладных, отгрузочных фактур, путевых листов и тому подобных отчетных документов. Меркулов уже второй год вел нескончаемое дело о коррупции и воровстве в министерстве торговли, начатое им еще в городской и продолжаемое в республиканской прокуратуре. Ему этот экстремальный фактор обошелся дорого: в прошлом году три месяца провалялся с инфарктом в Боткинской. Вернулся из больницы не похожий сам на себя: прежде открытый и доброжелательный, он стал малоразговорчивым и даже не всегда коммуникабельным.

Турецкий погрузился в размышления и не заметил, как совещание подошло к концу. С заключительным словом, как и положено, выступил докладчик, прокурор города Зимарин. Призвав присутствующих посвятить себя целиком делу перестройки и выхода страны из кризиса, он закрыл совещание. Зал был готов взорваться аплодисментами. И в этот почти незаметный момент паузы кто-то в заднем ряду душераздирающе чихнул. Залом овладело замешательство, послышался сдержанный смех. И тогда прокурор Москвы очень спокойно сказал:

— Будьте здоровы, товарищ Бабаянц.

Люди захлопали в ладоши, следуя примеру Зима-рина, и трудно было сказать, кого они приветствовали — то ли прокурора Москвы, то ли старшего следователя Галактиона Бабаянца...

Бабаянц повернулся к Турецкому, спросил, не понижая голоса:

— Ну, и как тебе.экстремальный фактор? Я и не знал, что наш городничий такой большой диссидент.

С подносами в руках, они самообслуживались в длинной очереди в кассу в столовой Мосгорпрокуратуры. В столовой было жарко, пахло кислым, да и мух могло быть поменьше. Проголодавшиеся во время затянувшейся речи прокурора Москвы поборники щита и меча толкались у раздаточной. Позади Турецкого старый криминалист Семен Семенович Моисеев объяснял секретарю следственной части Клаве новейшие способы определения фальшивых денег. Впереди Бабаянца следователь по особо важным делам Гарольд Чуркин никак не мог выбрать подходящий по внешнему виду винегрет, брал мисочку с подозрительной смесью, нюхал и тут же ставил ее обратно.

— Эй, Чайлд Гарольд, подсуетитесь, пожалуйста, ваша светлость, а то мы умрем голодной смертью! — крикнул ему Турецкий.

Чуркин оставил в покое винегреты и двинулся к кассе. Бабаянц поставил на поднос блюдечко с винегретом, тарелки с харчо и рубленым бифштексом, стакан морса. Турецкий решил повторить набор, но не тут-то было: харчо и бифштекс на нем закончились, оставшаяся порция винегрета имела несъедобный вид, а вместо морса теперь шел чай с лимоном.

— Я слышал, тебе передали мое дело — по Татьяне Бардиной.

— Да, Меркулов мне удружил, выделил его из общего дела славных мафиозников, где Бардин, кажется, играет не последнюю роль. Мне с беглого взгляда кажется, что и в этом деле он главный фигурант, если и не прямой убийца...

— Если хочешь, я введу тебя в курс,— перебил его Бабаянц серьезным голосом,— но вообще-то я веду одно вонючее дело...

Они подошли к кассе, где снова суетился Чуркин.

— ...ло почтовому ящику Сухова. Мне побыстрее надо с этим дерьмом разобраться.