— Друг… Эй, друг… Да, ты! Я же знаю, что ты меня слышишь! Подойди… Подойли сюда, умоляю!

Сердце от неожиданности подпрыгнуло и пропустило удар, а я, сжав винтовку, резко развернулся, готовый стрелять на звук. Однако в направлении, откуда он раздавался, никого не было.

— Подойди! Прожалуйста! Прошу! — снова послышался шепот. Я, наконец-то понял, откуда он доносится, и замер, не веря сам себе.

Потому что, кроме освежеванного тела, прибитого к помосту, шептать и называть меня другом здесь было явно некому.

Твою мечту, так он еще живой? Охренеть можно…

— Да будь же ты человеком! Подойди! Пожалуйста! — снова зашептал несчастный незнакомец, и я, выругавшись, и взяв винтовку наизготовку, медленно пошел в его сторону, оглядываясь по сторонам.

А как тут иначе поступишь? Не хватало еще, чтоб он тревогу поднял…

Ладно, сейчас выясним, что здесь вообще происходит…

Глава 7

Подбирался к распятому я долго, медленно и осторожно. В то, что это ловушка, я не верил: слишком уж всложно все и изощренно. Не будут же местные каждые пару дней нового соплеменника свежевать и прибивать к кресту, только для того, чтобы однажды тот ввел в заблуждение случайного путника, забревшего в их деревню? Думаю, что нет. И все равно не по себе. Кто знает, что на уме у умирающего человека…

Приблизившись к помосту и хорошо разглядев бедолагу, я сглотнул. Да уж, поиздевались над парнем качественно. С явным знанием дела… Кожа на верхней половине торса была аккуратно срезана и спущена вниз, до самого пояса, откуда спадала вниз безумной набедренной повязкой. Причем сделано это было невероятно искуссно: неведомые палачи не повредили ни одного крупного кровеносного канала, за счет чего бедолага и оставался до сих пор жив. Ну, и за счет невероятно высокого болевого порога. Нельзя даже представить, что он чувствовал во время экзекуции…

— Все совсем плохо, да? — пробормотал несчастный, увидев, с каким выражением лица я его разглядываю. Черт, невероятно крутой парень: он даже усмехнуться умудрился. Правда, выглядела эта улыбка пугающе. На лице кожа оставалась, ее снимали, начиная от шеи, но какая же мука на этом лице была написана!

— Хорошего мало, — пробормотал я.

— Ну да. А еще куча переломов и отбитых внутренностей, — бедолага продолжал ухмыляться. — Слушай, друг, добей, а?

— Что? — сначала даже не понял я.

— Добей. Я не жилец. Они меня отваром каким-то напоили, чтобы боль снять, боюсь, когда вернутся — продолжат. Добей — и беги. Лучше тебе с ними не пересекаться. Это психи. Ну, точнее, главный — псих. Остальные — так, зомби… — Теперь было понятно, почему парень не только жив, но и в сознании. Обезболили перед операцией, гляди ж ты… Правда, полагаю, доза «анестезии» была выбрана так, чтобы жертва копыта не откинула в процессе, но ощущала весь, так сказать, спектр эмоций. Что ж это за садисты такие?

— Что значит «зомби»? — мозг зацепился за знакомое слово. Жаль парня, безусловно, но мне нужна информация. Особенно — такого рода.

— Слушают его, делают, все, что скажет.