-  Один из капризов Акхирома. Теперь у него другой каприз: чтобы в Асгалуне вообще не зажигали огней. Что будет завтра - одному Птеору известно.

    Они остановились перед кованой дверью под тяжелой каменной аркой и гирканец осторожно постучал в нее. Изнутри отозвался чей-то голос, на который гирканец ответил паролем. Дверь отворилась и он протиснулся в кромешную темноту, увлекая за собой своего компаньона. Дверь за ними закрылась. Тяжелая кожаная занавеска была отодвинута, обнажая освещенный лампой коридор и перепуганного старика-шемита.

    -  Старый солдат занялся торговлей вином, - сказал гирканец. - Отведи нас в комнату, где мы могли бы побыть одни, Кханон.

    -  Большинство комнат свободны, - проворчал Кханон, хромая перед ними. - Я пропащий человек. Мужчины боятся дотронуться до бокала, так как король запретил вино. Да покарает его Птеор!

    Незнакомец с любопытством заглянул в большие комнаты, которые они проходили, где ели и пили мужчины. Большинство посетителей Кханона были типичными пелиштимами: коренастые и смуглые с орлиными носами и кучерявыми иссиня-черными бородами. Изредка здесь можно было встретить мужчин более стройного телосложения, пришедших из пустынь восточного Шема, а также гирканцев или черных кушитов из наемной армии Пелиштии.

    Кханон отвел их в маленькую комнату, где расстелил для них маты. Он поставил перед ними огромное блюдо с фруктами и орехами, налил вина из бурдюка и поковылял в сторону, бормоча что-то невнятное.

    -  Пелиштия переживает тяжелые времена, брат, - протяжно сказал гирканец, жадно глотая вино Кироса. Он был высоким человеком, худощавым, но крепко сбитым. Проницательные черные глаза, немного косящие, придавали его желтоватому лицу беспокойное выражение. Его нос с горбинкой нависал над тонкими черными висящими усами. Его простой плащ был из дорогой ткани, а заостренный шлем украшен серебром. Рукоятка его ятагана была усеяна драгоценными камнями.

    Он смотрел на человека, такого же высокого как сам, но совсем непохожего на него. Он был плотнее и шире в плечах. У него было телосложение горца. Под белой чалмой его широкое коричневое лицо, еще моложавое, но уже покрытое шрамами, было гладко выбритым. Его сложение было легче, чем у гирканца, а в смуглости лица было больше от загара, чем от природы. Его холодные голубые глаза хранили печать пережитых бурь. Он залпом выпил свое вино и облизался.

    Фарук усмехнулся и снова наполнил его бокал.

    -  Ты здорово дерешься, брат. Если бы гирканцы Маздака не были такими завистливыми к пришельцам, ты бы стал отличным воином.

    Тот лишь заворчал в ответ.

    -  Так кто же ты? - настаивал Фарук. - Я ведь сказал, кто я такой.

    -  Я Ишбак, зуагирец из восточных пустынь.

    Гирканец запрокинул голову и громко засмеялся. На что тот сказал нахмурившись:

    -  Что здесь смешного?

    -  Ты думаешь я поверил?

    -  Ты хочешь сказать, что я лгу? - зарычал незнакомец.

    Фарук усмехнулся.

    -  Ни один зуагирец не говорит на пелиштинском с таким акцентом как у тебя. Так как зуагирцы говорят на диалекте шемитского языка. Более того, во время схватки с кушитами, ты обращался к неизвестным богам: Крому и Мананану, имена которых я слышал раньше от северных варваров. Не бойся, я перед тобой в долгу и умею держать язык за зубами.

    Незнакомец привстал, схватившись за рукоятку меча. Фарук лишь отхлебнул немного вина. После минутного напряжения незнакомец снова сел на место. Он сказал в смущении:

    -  Пожалуйста.