|
Больной человек, которого она видела мчавшимся на неистовом Ильдериме? Это невозможно! Но как объяснить самой себе? Это добровольное заточение, эта белая кожаная маска, которую он носил во время своих ночных поездок? Ей вдруг почудилась в глубине залитого солнцем императорского парка высокая мощная фигура в просторном, хлопающем на ветру плаще. Больной?.. Нет! Просто тайна. А Наполеону нельзя доверить тайну. Он прервал молчание. - Пусть будет так, - сказал он. - Я принимаю ваши доводы, они достойны уважения, и я могу их понять. Кроме того, мы никогда не могли ни в чем упрекнуть князя, который после нашего прихода к власти всегда вел себя, как подобает верноподданному. Однако.., вы сейчас произнесли одну странную фразу... - Какую? - Вот: князь, как говорят, поражен какой-то: тяжелой болезнью. Так это "как говорят" позволяет предположить, что вы.., не видели его? - Никого не пропускать сюда, пока не позову тебя! Отвечаешь жизнью! Мамелюк сделал знак, что он понял, и исчез. Тогда Наполеон схватил Марианну за руку. - Идем! - сказал он только. Почти бегом он увлек ее к скрытой за одним из настенных панно двери, открывшей узкую винтовую лестницу, по которой он заставил ее взбираться полным ходом. Лестница привела в комнату, небольшую, но обставленную с тонким вкусом, всегда сопутствующим подобным помещениям, созданным для любви. Господствующими цветами здесь были светло-желтый и бледно-голубой. Но Марианна не успела рассмотреть окружающую обстановку, не успела подумать о своих предшественницах в этом тайном убежище. С проворством умелой горничной Наполеон уже отколол булавки, удерживавшие атласный ток, расстегнул платье, соскользнувшее на пол, и за ним с невероятной быстротой отправил и нижнюю юбку и рубашку. В этот раз и речи не было о медленных и нежных приготовлениях, об умелом сладострастном раздевании, сделавшем тогда в Бютаре из Марианны более чем согласную жертву всепоглощающего желания, и которое во время Трианона придавало столько очарования их любовным прелюдиям. За считанные секунды светлейшая княгиня Сант'Анна, оставшись в одних чулках, оказалась брошенной на стеганое желтое одеяло, борясь с кем-то вроде спешащего солдафона, который без единого "слова овладел ею, покрывая ее губы исступленными поцелуями. Это было так грубо и торопливо, что на этот раз удивительное очарование не успело заявить о себе. Через несколько минут все закончилось. И в виде заключения его величество поцеловал ей кончик носа и похлопал по щеке. - Моя милая маленькая Марианна! - сказал он с неким умилением. - Решительно, ты наиболее очаровательная из всех женщин, которых я когда-либо встречал Я серьезно опасаюсь, что ты заставишь меня всю жизнь делать глупости. Ты сводишь меня с ума! Но эти хорошие слова были бессильны утешить "милую маленькую Марианну", обманутую в своих надеждах и, соответственно, сердитую, к тому же испытывавшую неприятное ощущение, что она выглядит немного смешно. Она с гневом обнаружила, что в тот момент, когда она поверила, что действительно вновь обретает своего возлюбленного, снова их свяжет драгоценная и опьяняющая нить прежней любви, она только удовлетворила внезапное неистовое желание женатого мужчины, который, быть может, боялся, что жена застанет его врасплох, и который, без сомнения, уже жалел, что потерял голову. Вне себя она сорвала с постели одеяло, чтобы прикрыть наготу, и встала. Распустившиеся волосы заструились по бедрам, окутывая ее черным блестящим покрывалом. - Я бесконечно польщена, ваше величество, сделав вам приятное, - сказала она холодно. |
