Илья пригляделся: было ощущение, что корабль стоит на месте. Из-под скул движущегося корабля вода разлетается в стороны, слышен перестук машины, из дымовой трубы вьется легкий, но заметный дымок выхлопа. Ничего этого не наблюдалось. Но не умерли же все на корабле из-за какой-нибудь эпидемии? Или экипаж и пассажиры покинули судно из-за грозящей опасности, скажем – из-за пробоины? Однако корабль стоял на киле ровно, без крена.

Илья сел на весла и погнал лодку к судну. А чего орать без толку, когда можно приблизиться к кораблю и самому его осмотреть? Кожа на ладонях горела от вчерашней гребли, на них уже были набиты кровавые мозоли. Руки у Ильи рабочие, это не руки «белого воротничка», проводящего день за компьютером. Он инженер, приходилось и замасленные детали в руки брать, и за станком при необходимости стоять.

Через полчаса упорной гребли он подогнал лодку к носу судна и увидел красовавшееся на нем название на латинице «Lyubov Orlova». Ни фига себе! Илья застыл на скамье. Слышал он об этом судне, в Инете читал.

Двухпалубное круизное судно «Любовь Орлова» было построено в Югославии в 1976 году для Советского Союза и имело заводской номер 413, некоторое время оно работало в Союзе, но потом было переоборудовано для арктических круизов и куплено канадской компанией. Тогда же название на кириллице было сменено на латиницу. Судно устарело, и туристов, желающих полюбоваться красотами Севера, стало меньше. Судно продали на слом, и 30 января 2013 года оно покинуло канадский порт Сент-Джонс для буксировки в Доминиканскую Республику. На следующий день при волнении буксировочный трос лопнул. С буксира «Charlene Hunt» пытались завести концы, но безуспешно. Погода продолжала ухудшаться, и «Любовь Орлова» ушла в дрейф в Атлантику – без команды, пассажиров и опознавательных огней. Огромное судно водоизмещением 4251 брутто-тонн носило по водам, как щепку.

Уже не торопясь, Илья обошел на лодке судно. С кормы свисала веревка. На суднах зачастую так делают: упал кто-то за борт – есть шанс уцепиться, потом вытащат. Но это практиковалось на промысловых судах, транспортных, а не на круизных.

Этому концу – так называют веревку моряки – Илья обрадовался. Не будь его, попасть на судно было бы невозможно. Борта высокие, гладкие, иллюминаторы задраены, да и не дотянешься до них, даже с лодки.

Он покричал – вдруг кто живой есть? Не получив ответа, вернулся к корме судна и привязал лодку к концу за рым – так называется кольцо на носу лодки. Поплевав на руки, полез по концу вверх, на судно – конец был привязан к лееру основной палубы. Сложновато было взбираться по веревке, когда она идет под углом сорок пять градусов да еще провисает. Но взобрался, перевалил через планширь и встал на палубу. Как хорошо все-таки оказаться на твердой палубе большого судна, а не в раскачивающейся лодке!

Палуба была грязной, за судном не ухаживали. Полтора года оно дрейфовало, как и «Летучий голландец». Илья поежился – ему только ходячих мертвецов не хватало. И все-таки судно внушало надежду на спасение – с берегов, с проходящих судов его должны были заметить на локаторах. А уж если «Любовь Орлова» пересечет морскую границу, пожалуют пограничники.

Кроме того, Илья не оставлял надежды на то, что на судне найдется ракетница с патронами, аварийный буй с автоматически включаемым радиосигналом при нахождении его в воде. В конце концов, можно будет попытаться запустить небольшой аварийный дизель, который должен питать радиостанцию. Только в рабочем ли она состоянии? Впрочем, приписка к иностранным портам такую надежду давала. Это у нас суда после списания «раздевались», с них снималось все мало-мальски ценное и варварски растаскивалось. А потом корпуса стояли у дальних стоянок в гаванях и ржавели потихоньку.