Изменить размер шрифта - +
На подкосившихся ногах я шагнул к окну, и прежде чем плеснуло в глаза млечной белизной, я уже догадался, что сейчас увижу ее. Мертвея, я все же заглянул в отекающий слезами родник. На лежанке, заваленной пушистыми шкурами, спиной ко мне извивалось обнаженное женское тело. Темные, развитые по спине пряди подрагивали от жадных, торопливых движений. Я зачарованно смотрел на змеиный танец ее волос, на невероятно тонкую талию и бесстыдно расплющенный зад. Лица мужчины, навзничь лежащего на шкурах, не было видно. Все тело его покрывала лохматая шерсть. Почуяв что-то, женщина замерла и обернулась к окну. На лице ее застыла злая торжествующая улыбка и животное блаженство. Это была она, ночная дьяволица, взмокшая от бешеной скачки.

Меня словно отшвырнуло от окна, я наобум ушел в непролазную чащу и долго катался в сугробе, выл, тер колючим снегом растерзанное, горящее тело.

Раздавленный ненавистью к ней, я заперся во флигеле. В имении меня удерживала только возможность расквитаться с Линой. Ляга изредка «телеграфировал» последние новости. Лина вновь отбыла из Петербурга. По отрывочным сведениям, она путешествовала по Европе, мелькая то во Франции, то в Швейцарии. Но рано или поздно она появится в Шаховском…

Спустя несколько дней, Денис дважды звонила мне. Я представил, как она, скромно потупившись, ожидает меня в оранжерее у искусственного водопада, как среди ирисов и араукарий белеет ее наряд. Фантастический зимний сад раскинулся под хрустальной крышей дворца. Я слышал ее голос, такой глубокий, женственный, от его низких вибраций занималось сердце. Но я не пошел. Какое мне дело до нее, пусть притворяется святошей днем, а ночами рыщет блудницей, «одетой в пурпур». Она измучила меня своей ложью.

И все же она неуловимо напоминала Наю и, ненавидя, я по-прежнему подло ее хотел. Я был отравлен ею, и падшая часть моего естества мечтала оказаться на месте Абадора.

 

На исходе зимы Лера затосковала. Ее душевное здоровье ухудшилось. Она была единственной человеческой душой, которая по-настоящему грустила о Вараксине.

Стояла тоскливая серая оттепель. Уже к середине марта весь снег растаял. В лесу обнажились бугры и плешины. Из парка тянуло сыростью.

Чтобы немного развлечь скучающего ребенка, Абадор сделал Лере подарок: великолепные лыжи с высокими ботинками и палками, расписанными героями комиксов. Теперь Лера с утра до ночи ныла:

— Хочу на лыжах, хочу на лыжах.

Прошло еще несколько серых влажных дней. Лера отказалась принимать пищу и вставать с постели. Денис объявила о поездке на горнолыжный курорт, и все засуетились, засобирались, но больше всех был обрадован Абадор.

— В Куршавель, в Куршавель. Это шикарное, веселое и совершенно русское место. Уступы Куршавеля — словно финансовый термометр. Чем ближе к вершинам Альп, тем дороже. Там наверху — только высшее общество.

— Так ваш «крышавель» не градусник, а, скорее, сепаратор, — острил Котобрысов.

— Демид, я прошу вас поехать с нами. Мне будет спокойнее, если вы будете рядом, — прошептала Денис, когда мы случайно остались одни.

— Конечно, госпожа! — Я почти спокойно поцеловал ее холодную, душистую руку.

 

Скалистые вершины Альп, серебристые, прозрачные, как миражи, взлетали в синее весеннее небо. Заснеженные склоны, отполированные лыжами, зеркально сияли на яростном мартовском солнце. Высокие пирамидальные ели вереницами сбегали по склонам. Пронзительно-свежий воздух бодрил и радовал неведомыми ожиданиями. Все вокруг искрилось снежной пыльцой и наивно радовалось жизни. Я всегда считал себя глубоким патриотом, но окрестности Куршавеля были безжалостно хороши.

Нарядные толпы веселых, ярко одетых людей стекали по склонам вниз, чтобы вновь торопливо облепить фуникулеры и еще раз испытать озорную радость спуска.

Быстрый переход