Она смеялась и подносила к губам бокал с темным вином. Политические «столпы», разгоряченные хмелем и близостью ее обнаженных плеч, разом подтянули обрюзгшие животики, а жеманный певец поминутно откидывал со лба золотистую челку. Что-то обезоруживающее, притягательное было в ней, и я вновь и вновь, против воли, оборачивался на нее. Она несколько раз скользнула по мне взглядом и, наконец, посмотрела вопросительно, отчего вздрогнули ее темные красивые брови, и улыбка стала немного зловещей.
Я был приглашен сюда как один из участников шоу, «волшебник и алхимик, потомок могущественных магов средневековья», как значилось в аннотации, которую составил для этого вечера маститый прозаик А. С. Ляховицкий. Ближе к полуночи, дабы слегка взбодрить пресыщенных гостей, я должен был показать несколько фокусов.
Весь вечер в гуще тел потерянно слонялась пухлая девочка лет десяти-двенадцати, видимо, дочь хозяина. Одетая в короткую клетчатую юбочку и клубный пиджачок, в наивных белых гольфиках с помпонами, она выглядела заблудившейся на балу гимназисткой. За ней в небольшом отдалении неотступно следовала охрана — сухопарые, мужиковатые тетки в черных униформах. Избалованное дитя поминутно задевало гостей, беззастенчиво висло на давних знакомых, ковырялось в пирожных и несколько скандализировало чинную атмосферу бала.
Мимо меня проплыл Ляга, рассеянно внимая приземистому толстяку в широченных клетчатых брюках. Ляга с достоинством нес и свое объемистое брюхо, и бремя популярности.
Вдвоем эта парочка пузатых левиафанов выглядела еще забавнее, чем поодиночке. В фарватере косячком юлили рыбы-прилипалы: эти почитатели талантов на лету хватали крохи, оброненные со стола Платоновых бесед.
— Нет, нет, не уговаривайте меня, — комично капризничал Лягин спутник, — не зануда Платон, и не едкий Сократ, а именно Аристипп, весельчак и умница, — истинная жемчужина греческой философии. Судите сами: как-то тиран Дионисий, изрядно хватив виноградного вина, велел всем своим гостям переодеться в алые одежды и затеять игривые танцы. Платон тут же заявил, что не желает облачаться в одеяние гетер. Чтобы крепче насолить Платону, Аристипп напялил красный плащ и пошел плясать, приговаривая: «Чистая душа никогда не станет развратной, даже с помощью вакханалиевых танцев…» Так что же вы медлите? Пляшите, веселитесь, обнимайте гетер! Такова воля тирана, — толстяк обвел толпу слушателей лукавыми карими глазками.
— Вот ты где, — Ляга вцепился в мой локоть и, жарко дыша, зашептал в ухо. — Поторопись, скоро начнут… Тебе приготовили флигель на берегу.
— Кто это? — спросил я, глазами указывая на высокую даму в длинном бордовом платье, хозяйку бала.
— Знаю только, что у нее мальчишеское имя Денис, она жена Вараксина, и весь этот хоровод он устроил ради нее.
Праздник достиг апогея. Радостно-возбужденные гости разбились на фракции, как алхимический коагулят, и заинтересованно булькали. В ближнем к нам кружке царила рыжеволосая женщина в облегающем «металлическом» платье. Она обернулась и небрежно помахала нам рукой.
— Моя супруга Лина, — смущенно промямлил Ляга.
Он неловко повернулся, загородив свою сногсшибательную женушку. Я успел заметить, что ей лет тридцать. Медно-рыжая челка и огромные стрекозиные очки закрывали верхнюю половину лица. Крупный рот язвительно подрагивал. Тугое платье из серебристой парчи шуршало громко, как хитин. Великолепный бюст немного затруднял ее движения. И все же воинствующая дисгармония, генетический разлад, если и не бросались в глаза, то были заметны. Если считать красоту благословением предков, то здесь наличествовал тысячелетний неоплаченный долг перед эволюцией. Должно быть, поэтому в ней проглядывало что-то от хищного насекомого. |