ЙОГИЧЕСКАЯ ПРАКТИКА В "БХАГАВАДГИТЕ"

Помимо интерпретации йоги как достижимой для каждого, состоящей в отречении от "плодов дел своих", "Бхагавадгита" также вкратце излагает, "ради пользы муни" (VI, 11), йогическую психотехнику в строгом смысле слова. Хотя морфологически (телесные позы, концентрация на кончике носа и т.д.) эта техника напоминает ту, что описывал Патанджали, медитация, о которой говорит Кришна, отличается от медитации в "Йога-сутрах". Во-первых, в его контексте не упоминается пранаяма. ("Гита" (IV, 29; V, 27) содержит отсылки к пранаяме, но скорее как вспомогательной практике медитации, "внутреннему ритуалу" (наподобие тех, что встречаются в брахманах и упанишадах), чем к технике йоги.) Во-вторых, йогическая медитация, согласно "Гите", не достигает своей высшей цели, пока йогин не сконцентрируется на Кришне.

"Умиротворенный, отогнав страх, стойкий в обетах брахмачарья, //Смирив сердце, преданный, пусть он сидит, устремясь ко Мне, обо Мне помышляя. Так всегда упражняясь, йогин, укротивши манас, // Достигает Мне присущего мира высшей нирваны" (VI, 4-5). Искреннее религиозное почитание (бхакти), направленное на Кришну, придает ему намного более значимую роль, чем ту, которую играл в "Йога-сутрах" ишвара. В "Гите" Кришна – единственная цель; он – тот, кто узаконивает йогическую медитацию и практику, именно на нем йогин "концентрируется", именно благодаря его милости (а в "Гите" понятие божьей милости принимает уже очертания, предвосхищающие ее пышный расцвет в последующей вишнуитской литературе) йогин достигает нирваны – не нирваны позднего буддизма, не самадхи "Йога-сутр", но совершенного, непостижимого союзамежду душой и богом.

Истинный йогин (вигатакальмашах, т.е. "свободный от смешения" добра и зла) легко получает бесконечное блаженство (атьянтам сукхам), возникающее из контакта с Брахманом. Это появление Брахмана в тексте, равно как и возвышение Кришны, не должны нас удивлять. В "Бхагавадгите" Кришна – чистый Дух; "великий Брахман" есть лишь "лоно" (йони) для него (XIV, 3). "Я отец, податель семени" (XIV, 4). Кришна является "обителью Брахмана" бессмертного, непреходящего, вечного закона и бесконечного счастья. Но хотя в данном контексте Брахман, по сути, синонимичен "женскому" аспекту пракрити, его природа духовна. Муни приходит к нему через йогу (V, 6). "Бесконечное блаженство", вытекающее из союза с Брахманом, позволяет йогину "видеть Атмана во всех существах и всех существ – в Атмане" (VI, 29). Идентичность Атмана существ Кришне формирует основание для мистического соединения йогина с богом: "Кто Меня во всем и все во Мне видит, // Того Я не утрачу, и он Меня не утратит. // Кто, утвердясь в единстве, Меня, как присущего всем существам, почитает, при всяком образе жизни этот йогин во Мне существует" (VI, 30 – 31). Тот же мотив мы встретим в "Иша-упанишаде" (VI), что говорит о наличии теистических тенденций в упанишадах, столь пышно затем расцветших в "Гите". Кришна – личный бог и источник подлинного религиозного чувства (бхакти) – отождествляется здесь с Брахманом, объектом чисто умозрительной метафизики ранних упанишад.

Тем не менее "Гита" выше всех ставит не йогина, полностью порвавшего со страданиями этого мира, но того, кто рассматривает чужую боль или радость как свою собственную (VI, 32). Это вообще лейтмотив индийского мистицизма, и особенно буддийского мистицизма. Автор "Бхагавадгиты" всю свою симпатию отдает человеку, практикующему этот вид йоги.