Было явно, что Большой Барт заклеился на Медке, аж яйца раскалились. Глаз отвести от нее не мог. Эта жопа, главным образом, дело было в жопе. Один раз, засмотревшись, он свалился с лошади, и повар-индеец заржал. После этого у них остался только один повар-индеец.

Однажды Большой Барт отправил Пацана с охотничьей партией поквитаться с бизоном.

Подождал, пока те отъедут, и направился к фургону Пацана. Вспрыгнул на козлы, раздвинул полог и вошел. Медок сидела на корточках в центре фургона и дрочила.

– Господи, малышка, – сказал Большой Барт, – не сливай попусту!

– Пошел вон отсюда, – ответила Медок, извлекая палец и тыча им в Большого Барта, – пошел отсюда к чертовой матери и не мешай мне делом заниматься!

– Твой парень о тебе не заботится, Медок!

– Заботится он обо мне, жопа с ручкой, мне просто не хватает. Просто после месячных мне еще сильнее хочется.

– Послушай, малышка…

– Отъебись!

– Слушай, малышка, погляди…

И он выташил свой агрегат. Тот был лилов и дергался вверх и вниз, как гиря от дедовских часов. Капельки молофьи слетали на пол.

Медок не сводила глаз с этого инструмента. Наконец, она вымолвила:

– Ты эту проклятую дрянь в меня не воткнешь!

– Скажи так, как будто тебе этого действительно не хочется, Медок.

– ТЫ В МЕНЯ ЭТУ ПРОКЛЯТУЮ ДРЯНЬ СВОЮ НЕ ВОТКНЕШЬ!

– Но почему? Почему? Только посмотри на него!

– Я и так на него смотрю!

– Так почему ж ты его не хочешь?

– Потому что я люблю Пацана.

– Любишь? – расхохотался Большой Барт. – Любишь? Это сказочки для идиотов! Ты погляди на этого чертова убивца! Да он всякую любовь в любой момент уберет!

– Я люблю Пацана, Большой Барт.

– А еще у меня есть язык, – сказал Большой Барт, – самый лучший на всем Западе!

Он высунул язык и проделал им гимнастику.

– Я люблю Пацана, – твердила Медок.

– Ну так ебись ты в рыло, – сказал Большой Барт, подбежал и с размаху навалился на Медка. Собачья работа – вот так эту дрянь вставлять, а когда он вставил, Медок завопила. Он взрезал ее раз семь и почувствовал, как его грубо от нее отрывают.

ТО БЫЛ ПАЦАН. ВЕРНУЛСЯ С ОХОТЫ.

– Добыли мы тебе бизона, хуй мамин. Теперь, если ты подтянешь штаны, мы выйдем наружу и разберемся с остальным.

– У меня самый быстрый револьвер на Западе, – сказал Большой Барт.

– Я в тебе такую дырку пробуравлю, что задница ноздрей покажется, сказал Пацан. – Пошли, нечего рассусоливать. Я жрать хочу. Охота на бизонов возбуждает аппетит…

Мужики сидели вокруг костра и наблюдали. В воздухе определенно что-то звенело.

Женщины оставались в фургонах, молились, дрочили и пили джин. У Большого Барта было 34 зарубки на револьвере и плохая память. У Пацана на револьвере зарубок не было вообще. Зато у него было столько уверенности, сколько остальным редко доводилось видеть. Из них двоих Большой Барт, казалось, нервничал больше. Он отхлебнул виски, опустошив пол-фляжки, и подошел к Пацану.

– Послушай, пацан…

– Н-ну, заебанец?…

– Я в том смысле, ты чего распсиховался?

– Я тебе яйца продырявлю, старик!

– За что?

– Ты спутался с моей бабой, старик!

– Слушай, Пацан, ты что, не видишь? Бабы стравливают одного мужика с другим. Мы просто на ее удочку попались.

– Я не хочу это говно от тебя слышать, папаша! Теперь – назад, и берись за пушку! Ты меня понял!

– Пацан…

– Назад и за пушку!

Мужики у костра замерли.