Пони ступал шагом по гладкой дороге, и Мэку подумалось, что их трио напоминает собой «Бегство в Египет», однако он промолчал, будучи благочестивым юношей. Он только несколько раз оборачивался назад и смотрел на всадницу. Роза сняла шляпу, чтобы защитить глаза ребенка от света, и яркое солнце обливало золотистыми лучами ее непокрытую голову. Она кротко склонялась над маленьким созданием, сидевшим перед ней в седле, и напоминала тихую мадонну Корреджо. Это зрелище, скрытое от чужих глаз, Мэк долго не мог забыть. К искренней привязанности, которую он питал к своей кузине, присоединилось еще глубокое уважение.

— Как ее зовут? — вдруг спросила Роза, прервав продолжительное молчание, нарушавшееся лишь стуком копыт, шелестом ветвей над их головами и радостным щебетаньем птиц.

— Право, не знаю, — ответил Мэк, вдруг оказавшийся в новом затруднительном положении.

— И вы не спросили?

— Нет. Мать называла ее «дитя мое», а старуха — «девчонкой». Я знаю только, что ее фамилия Кеннеди. Называйте ее, как хотите.

— Тогда я буду звать ее Дульсинея, раз вы ее рыцарь, а сокращенно — Дульче. Славное имя, правда? — рассмеялась Роза, забавляясь своей выдумкой.

Дон Кихот обрадовался, готовый служить своей маленькой даме. Он приступил к подвигам немедленно — нарвал большой букет полевых цветов и отдал его девочке. На бледном личике вдруг затеплилась улыбка.

Тетушка Изобилие встретила новую гостью с обычным радушием. Выслушав всю историю, она приняла ее близко к сердцу и с усердием принялась устраивать ребенка в доме. Эта почтенная старушка по духу была настоящей всеобщей бабушкой. Всего через полчаса с той минуты, как тетушка Изобилие развернула свою кипучую деятельность, девочка уже спускалась вниз, держась за руку Розы, вымытая, причесанная, в розовом платьице, правда, чуть великоватом, и в белом переднике, чуть маловатом. Больная рука была перевязана чистой повязкой, а в здоровой малышка держала целую связку катушек для забавы. Печаль жила в ее личике, но глаза были уже не такие испуганные, а только несколько смущенные, и бедное сердечко, видимо, успокоилось.

— Ну, как вам теперь нравится ваша Дульче? — с гордостью спросила Роза, демонстрируя плоды своих усилий. Она принесла в комнату чашку молока и хлеб.

Мэк опустился на колено, взял маленькую, слабую ручку и поцеловал ее с благоговением истинного рыцаря, торжественно процитировав бессмертное творение Сервантеса: «Высокая и могущественная повелительница! Твой до гроба — Рыцарь печального образа».

Но девочка, кажется, не бы ла расположена забавляться и, подняв пальчик, указала на чашку, проговорив:

— Дай, дай!

Роза начала кормить девочку, а Дон Кихот стоял рядом и с удовольствием наблюдал за обеими.

— Она стала очень милой! Вы считаете, что ей вредно ходить в обуви? — Мэк обратил внимание на то, что его Дульсинея была в одних носочках.

— Нет, но у нее мокрые башмаки. Вы, верно, вели ее по грязи?

— Она плакала у меня на руках, я поставил ее на землю. А она возьми и вступи в лужу! Я куплю ей новые, и платьице тоже. Где все это можно купить? Как объяснить продавцу, что мне нужно и сколько? — спросил он, вынимая записную книжку с полным сознанием своего невежества в этом деле.

— Я позабочусь обо всем. У нас всегда есть под рукой разные вещи для наших питомиц, так что мы можем одеть и Дульче. Лучше узнайте все о ее отце. Я не хочу, чтобы девочку отняли у меня, когда я к ней привыкну. Кто он такой?

— Я знаю только, что он в тюрьме, ему предстоит отбывать наказание еще двадцать один год. Конечно, он никогда не потревожит вас.

— Это ужасно! Хорошо, что у Фиби совсем нет родных! Что ж, я сейчас же примусь за дело и постараюсь воспитать маленькую дочь преступника хорошей женщиной, чтобы она сама себе заслужила честное имя.