— «Голос лени», я думаю, тут более уместное слово. А что, Ариадна все еще неравнодушна к вам? — полюбопытствовала Роза, вспоминая, сколько было отпущено шуток по поводу неразделенной любви мисс Блиш.

— Нисколько. Фун обошел меня, и, если не ошибаюсь, к весне прекрасная Ариадна станет миссис Токио.

— Как, маленький Фун Си? Даже странно себе представить, что он вырос и собирается жениться на Ариадне! Она о нем ни слова не сказала. Но теперь понятно, почему она так восхищалась моими китайскими вещицами и так интересовалась Кантоном.

— Маленький Фун теперь уж взрослый господин, до безумия влюбленный в толстушку Блиш. Пока он изливает ей душу, она без устали работает палочками для еды. Ну, а вас нечего спрашивать, как вы поживаете, кузина, — цветом лица вы посрамили бы саму Аврору. Я собирался прийти раньше, но подумал, что вам надо хорошенько отдохнуть после дороги.

— Я уже в девятом часу бегала по саду с Джеми. А что делали вы, молодой человек?

— «В сновиденьях своих все мечтал и мечтал о тебе», — начал было Чарли, но Роза поспешно с укором перебила его, в то время как кузен стоял и безмятежно улыбался:

— Вы должны бы давно заниматься делом, как другие мальчики. Право, я почувствовала себя трутнем в улье трудолюбивых пчел, когда увидела, как все они торопились по своим делам.

— Но, моя дорогая, у меня нет дела. Я занимаюсь самосовершенствованием. В каждой семье дол жен быть хоть один джентльмен, и, похоже, это мой крест, — ответил Чарли с напускным смирением, которое могло бы произвести должный эффект, если бы не блестящие глаза, выдававшие его истинные помыслы.

— Мне кажется, в нашей семье все джентльмены, — Роза гордо выпрямилась: она всегда становилась высокомерной, если в ее присутствии с пренебрежением говорили о фамилии Кэмпбелл.

— О, конечно, конечно. Я хотел сказать свободный джентльмен. Закабалять себя, как Арчи, против моих принципов. К чему это? Мне не надо денег, у меня их достаточно. Так отчего же мне не наслаждаться жизнью и не веселиться, пока это возможно? Я убежден, что в этом скорбном мире веселые люди просто благодетели человечества.

Нелегко возражать против подобных заявлений, если они исходят из уст красивого молодого человека, олицетворявшего собой здоровье и счастье. Чарли сидел на ручке дивана и улыбался кузине самым обаятельным образом. Роза понимала, что с эпикурейской философии не следует начинать жизнь, но было трудно спорить с Чарли — он всегда уклонялся от серьезных вопросов с таким остроумием, что его действительно можно было счесть за благодетеля человечества.

— Вы так ловко умеете говорить, что я не знаю, как возразить вам, хотя убеждена в своей правоте, — сказала она серьезно. — Мэк не меньше вас любит бездельничать, однако не позволяет себе впустую растрачивать время. Он благоразумно занялся изучением медицины, хотя ему, конечно, приятнее было бы жить со своими книгами и увлечениями.

— Ему это подходит. Он не любит общества, и ему все равно — изучать медицину или блуждать по лесам, набив карманы заплесневелыми философами и старомодными поэтами, — Чарли пожал плечами, ясно выразив, какого он мнения о Мэке.

— Вы называете заплесневелыми философами Сократа и Аристотеля, а старомодными поэтами Шекспира и Мильтона? Мне кажется, это общество более надежно, нежели многие ваши современные друзья, — Роза прозрачно намекнула на баклуши, о которых вчера толковал Джеми. Иногда она была резка в выражениях, а теперь, поскольку давно не читала мальчикам нотаций, это доставляло ей особое удовлетворение.

Чарли, как всегда, ловко сменил предмет разговора, испуганно воскликнув:

— Боже, вы становитесь точной копией тети Джейн! Она точно так же нападает на меня при всяком удобном случае.