Чарли скорчил задумчивую физиономию и с трогательным восторгом устремил на кузину свои прекрасные глаза. При виде этого Роза едва не засмеялась, хотя изо всех сил старалась не замечать усилий Принца. Ее и забавляло, и сердило его очевидное желание напомнить о некоторых сентиментальных эпизодах последнего года их детства. Юноша явно пытался превратить детские шутки, как она их называла, в нечто романтическое и серьезное. Роза была еще очень молода, однако к любви относилась серьезно и вовсе не собиралась даже кокетничать со своим красивым двоюродным братцем.

Итак, старания Чарли пропали даром, отчего он был несколько не в духе. Однако и он забыл обо всем на свете и загляделся на Фиби, когда та начала петь.

Все были поражены. Два года заграничной жизни, употребленные на усовершенствование таланта, сотворили чудо. Прекрасный голос, прежде весело раздававшийся над кастрюлями и горшками, теперь разнесся по комнате нежной мелодичной волной и произвел чрезвычайно сильное впечатление на слушателей. Роза сияла от гордости, аккомпанируя подруге. Фиби же оказалась в своем собственном мире, где нет места для грустных мыслей о приюте или кухне, о ее невежестве или одиночестве, в том мире, где она могла быть сама собой и властвовать над другими, благодаря волшебной силе таланта.

Да, Фиби была теперь сама собой, и эта перемена обнаружилась при первой же взятой ею ноте. Исчезла застенчивая и молчаливая хорошенькая девушка. Вместо нее у рояля стояла блестящая женщина, полная жизни и неповторимо талантливая. Сложив руки, она устремила взор вдаль, а песня лилась из нее так легко и свободно, словно к солнцу воспарил жаворонок.

— Право, Алек, вот голос, который способен покорить не одно мужское сердце, — проговорил дядя Мэк, вытирая слезы, выступившие на глазах во время пения трогательной баллады, которая никогда не состарится.

— Так оно и будет, — ответил доктор Алек с восторгом.

— Так оно и есть, — прибавил Арчи про себя, и был прав, ибо в эту минуту он полюбил Фиби. В четверть десятого он считал ее прелестной молодой особой; через пять минут она была для него самой очаровательной женщиной, которую он когда-либо видел; еще пять минут — и она превратилась в ангела, пение которого пленило его душу. В половине десятого он был уже погибшим человеком, плывущим по прекрасному морю к тому божественному острову Любви, куда обыкновенно пристают влюбленные.

Серьезный и деловой Арчи внезапно обнаружил столько романтики в глубине своего сердца, прежде всегда послушного и трезвого, что сам был поражен. Он еще не мог осознать, что случилось, и сидел в каком-то оцепенении, не видя и не слыша ничего, кроме Фиби.

Между тем ничего не подозревавший предмет его обожания скромно принимал восторженные похвалы, считая их неполными, потому что мистер Арчи так и не произнес ни слова.

Такова была одна неожиданность этого вечера. Другая же заключалась в том, что Мэк сказал Розе комплимент, до такой степени странный, что произвел ошеломляющее впечатление, хотя и был услышан только ею.

Все разошлись, только в кабинете дядя Мэк-старший обсуждал с доктором Алеком какие-то дела. Тетушка Изобилие пересчитывала чайные ложки в столовой, Фиби, как раньше, помогала ей. Мэк и Роза остались в гостиной одни. Он в задумчивости стоял, опершись о камин, а Роза сидела, откинувшись в низком кресле, и в молчании смотрела на огонь. Она устала и наслаждалась тишиной, Мэк тоже не хотел ее нарушать.