«Кто? — вытаскивая нож и вглядываясь в темноту, думал Блор. — Перепили, подрались? Может быть. Но здесь — в спину. Кто-то настиг и вогнал без разговоров. А Магин не чета ему был. Драться умел и любил. Сорок с лишним лет, а прыткий. Выходит, не ждал. Хотя, может, все проще, и пьяный настолько, что на врага не среагировал. Тем более знакомого…

Стоп! Почему я решил, что свой сделал? Да откуда здесь чужаку взяться! Три месяца ни один не появлялся. Горцы еще в начале пути сказали: проклятое место. Они сюда не сунутся. И вдруг сегодня… Ну убили, а потом? Должны были шуметь, вещи собирать. Просто так никого не режут. За скотиной пришли. А кругом тишина. Где остальные?»

Он поднялся и, стараясь оставаться незаметным, двинулся в сторону очага. Уж что-что, а направление он всегда чуял. Тем более что в родном лагере давно каждый камушек знает. Медленно, пригибаясь, он почти подполз к алеющему последними углями костру. Дрова прогорели до конца. Подкидывать новые стало некому.

Они лежали вповалку. Судя по позам, погибли почти в одно время. Но здесь следов оружия не было. Зато имелась на губах пена. Больше всего походило на отравление. Тем более что над открытым бочонком стояло слабое синее марево.

Блор поднял валяющуюся тут же кружку и не удивился, обнаружив такое же над нею. Понюхал и пожал плечами в недоумении. Ничего подобного он раньше не слышал. Если можно видеть, почему они не заметили? Тут до него дошло — отрава. Опять же свой, не чужак. Он пил из того же бочонка до ухода. Выходит, подкинули яд после. И не очень давно.

Блор тщательно пересчитал тела. Потом еще раз, обойдя кругом. И заглядывая за камни. Вдруг кто просто спит или удрал. Нет. Все скончались сразу. Девять. Магин отдельно. То ли не пил, то ли мало угостился. Его добили потом.

Еще трое отсутствуют. Фем Кнаут не стал бы пить с воинами: не его уровень. Он и ел отдельно — то, что Блор приносил. Из того же котла, но отдельно. У себя в палатке.

И пить со всеми он не стал бы. Это точно. Даже сегодня. А вот Уоррен и Зевтиц непременно должны находиться здесь. Значит, это они сделали. И следующий шаг — убить хозяина. Заберут золото — и никто потом ничего не докажет. Гады. Надо предупредить, может, еще не поздно.

Он не вспомнил про классическое: «Иди навстречу опасностям. Так проверяется воин. В душе его не место трусости».

Сейчас это все оказалось абсолютно несущественным. Он мог не любить своего хозяина, но обязан ему службой. Поступить иначе просто не пришло бы в голову. Никто не вбивал им заповедей в школе при Храме — достаточно его личного понимания долга. Сражаться за хозяина и помогать ему — прямая обязанность воина. Иначе он пустое место. Крестьянин. Тупой и никчемный.

В палатке сквозь ткань было видно огонек. Лампы. Фем Кнаут вечером частенько читал допоздна. Даже с собой специально притащили большой груз масла для освещения. Неизвестно, рассчитывали ли его изначально для раскопок подземных ходов, но у себя хозяин жег постоянно. Что он там изучал в одиночестве, никто толком не знал.

Сейчас полотняный клапан входа оказался откинутым, и глупая поспешность обернулась против Блора.

— Ну надо же, — сказал Зевтиц при его виде, неприятно оскалившись, и бросил под ноги хорошо знакомое ожерелье-воротник из золота, изображающее какую-то хищную птицу.

Блор сам его доставал из саркофага, и здесь без ошибки. Такая ценность в руках у постороннего достаточно ясно говорила о ситуации. Зевтиц сам взял, никто бы ему не позволил баловаться с чужим добром.

— Забыл. Совсем тебя упустил из виду.

Он казался нестарым, всегда двигался с хищной легкостью дикого зверя. Одно слово — лесничий, егерь.