Изменить размер шрифта - +
Я забыл, что того требовала справедливость, и что я лишь буду зарабатывать свою часть пропитания, в заготовлении коего не участвовал. Сердце мое еще более наполнялось горечью и злобой по отношению к твоему отцу, и я поклялся отомстить ему, как только представится случай. Но делать было нечего. Каждый день я брал топор и веревку, нарезал большую охапку дров и приносил ее к хижине. Это была тяжелая работа и занимала все время от завтрака до обеда. Капитан каждый раз осматривал дрова и наблюдал за тем, чтобы я приносил их количество, достаточное на целый день.

 

IX

 

Так прошел год, в течение которого я работал, как было условлено. Наконец, снова появились птицы, и когда мы кончили наш годовой запас, меня освободили от возложенного на меня тяжелого труда, и мне осталось только разделить работу других.

Главным предметом наших разговоров был вопрос о том, сколько времени нам придется пробыть на острове. Мы с замиранием сердца смотрели на океан, в надежде увидеть корабль, но напрасно. До сих пор нас поддерживала надежда, но по мере того, как она исчезала, на лицах появлялось уныние. Твои родители были душой и поддержкой нашего маленького общества. Они придумывали развлечения или рассказывали трогательные истории, чтобы как-нибудь сократить длинные вечера. К твоей матери все относились с большим уважением, которое она вполне заслуживала. Я редко подходил к ней. Она не скрывала своей антипатии ко мне, основанной, я полагаю, на моих отношениях к ее мужу. Теперь, став на равную ногу с остальными, я был весьма с ним дерзок, но он никогда не выходил из себя. Первым выдающимся событием нашей жизни была смерть наших двух товарищей. С разрешения твоего отца, плотник и один из матросов отправились на разведки вглубь острова, захватив с собою провизию на неделю. На обратном пути они почувствовали сильную жажду и, не находя воды, попробовали утолить ее какими-то ягодами. Ягоды эти оказались сильным ядом, и они вернулись совершенно больными. Промучившись несколько дней, они умерли. Этот случай очень взволновал нас и нарушил однообразное течение нашей жизни. Мы похоронили их под высоким утесом. Через три месяца исчез второй матрос; когда стали его искать, то нашли его одежду на скалистом берегу моря. Очевидно, он купался и утонул: он великолепно плавал, но, вероятно, увлекся и зашел слишком далеко или же его схватила акула. Теперь нас осталось четверо — твой отец, капитан, подшкипер и я. Но ты верно устал, — прервал Джаксон свой рассказ, — я остановлюсь и когда-нибудь, в другой раз доскажу тебе конец!

Я хотя и не устал, но видя, что Джаксон сам утомлен, не возражал, и мы оба легли спать. Когда я читал библию, меня очень смущали цифры; я совсем не понимал, что они значат, т. е. не мог себе представить то количество, которое они выражали. Что значило, например, шестьдесят или семьдесят? Я спросил у Джаксона объяснения по этому поводу.

— Когда-нибудь я объясню тебе, — ответил он, — но так как я слеп, мне нужно иметь что-нибудь в руках, чтобы научить тебя считать.

Вспомнив, что я видел множество маленьких раковин на утесах, близ той лужицы, где мы купались, я набрал их, сколько мог, и принес их Джаксону. С помощью их он научил меня считать до тысячи, а затем приступил к сложению и вычитанию, которые дали мне некоторое понятие и об умножении, и делении. Это занятие было для меня новым источником наслаждения и забавляло меня в течение трех недель. Когда же мне показалось, что Джаксон научил меня всему, чему мог при его слепоте, я бросил раковины и начал мечтать о чем-нибудь новом. Я вспомнил, что никогда не заглядывал в книгу, которая все еще лежала на полке, спросил у Джаксона, отчего он мне ее никогда не показывал.

— Возьми ее, — ответил он, — ты о ней не спрашивал, а я про нее забыл!

— Но раньше я несколько раз просил вас об этом, и вы настойчиво требовали, чтобы я не открывал ее.

Быстрый переход