|
В некотором отдалении возвышался холм, служивший людям Иакова током. Видно было, как туда с кладью шагали ослы и как стоявшие на току мужчины разметывали вилами снопы, а волы молотили их своими копытами. Итак, Иосиф, тоже в одном рабочем набедреннике и с опаленной солнцем кожей, спал под общим навесом, подложив под голову руку. Укладываясь, он простодушно попросил у сидевшего ближе всех к нему Иссахара, прозванного «Крепким ослом», разрешения воспользоваться его ко-леном как приподнимающей голову опорой; но тот спросил Иосифа, не должен ли он, Иссахар, еще чесать ему голову и отгонять от него мух, и попросил его устраиваться как угодно, только без его помощи. Иосиф по-детски рассмеялся над этими словами как над удачной шуткой и лег спать без вознесенья главы. Таковое, как оказалось, он обрел в иных пределах, но по его виду никто об этом не догадался, тем более что никто не обращал на него внимания. Только Рувим поглядывал на него время от времени. Лицо спящего было обращено к нему. Оно не было спокойно. Брови и веки Иосифа вздрагивали, а приоткрытый рот шевелился, как будто хотел что-то сказать. Тем временем братья обсуждали достоинства и недостатки нововведенного приспособления для молотьбы, доски с прикрепленными к ней снизу острыми камнями, которые и раздирали ко-лосья, когда доску тянули волы. С тем, что это ускоряет работу, были согласны все. Но многие утверждали, что при таком способе молотьбы на веянье хлеба уйдет больше труда, чем если про-сто несколько раз прогнать по колосьям волов. Говорили также о молотилке, какой пользовались многие земледельцы, – на катках с режущими железными лопастями. Во время этого разговора Иосиф проснулся и приподнялся. – Я видел сон, – сказал он и оглядел братьев с удивленной улыбкой. Они повернули к нему головы, затем снова отвернулись от него и продолжили свой разговор. – Ну и сон же я видел, – повторил он и провел ладонью по лбу, рассеянно глядя куда-то со все еще смущенной и счастливой улыбкой, – такой правдоподобный и такой чудесный! – Это твое дело, – ответил Дан и бросил на него короткий колючий взгляд. – Лучше бы ты спал без снов, если уж тебе надо спать, потому что сны не дают спящему отдохнуть. – Не хотите ли вы услышать мой сон? – спросил Иосиф. На это никто не ответил. Зато один из них, это был Иегуда, продолжил прерванный сельско-хозяйственный разговор таким тоном, который в известной мере содержал в себе надлежащий ответ на подобный вопрос. – Нужно, – говорил он громко и холодно, – чтобы лопасти всегда были очень острые, иначе они не режут колосьев, а только мнут их, и часть зерна пропадает. Но сами посудите, можно ли положиться на то, что наши жнецы, особенно наемные, будут как следует затачивать ножи. А если колесики слишком остры, они легко разрежут и зерно, и тогда мука… Несколько мгновений Иосиф прислушивался к их беседе, которой они как бы отмахивались от него. Наконец он прервал ее и сказал: – Простите, братья, но мне все же хотелось бы рассказать вам сон, который я сейчас увидел, я просто не могу молчать. Он был, правда, короткий, но такой правдоподобный, такой чудесный, что я не в силах таить его и желаю от всей души, чтобы он встал у вас перед глазами, так же как у меня, и вы засмеялись и захлопали себя по ляжкам от удовольствия. – Послушай-ка! – сказал Иуда снова и покачал головой. – Какая муха тебя укусила, что ты докучаешь нам своими делами, которые нас нисколько не трогают? Мало ли что у тебя внутри и что тебе примерещилось и ударило в голову, когда ты набил себе брюхо! Это неприлично и нас не касается, поэтому помолчи! – Нет, это вас касается! – вскричал Иосиф. – Это всех вас касается, ибо вы все там участвуе-те, и я тоже, и сон мой для всех нас – такая задача, такое диво, что вы опустите головы и три дня почти ни о чем другом и думать не сможете! – Пусть он, может быть, расскажет его в нескольких словах, без подробностей, чтобы мы услыхали самую суть? – спросил Асир… Лакомки любопытны, да и все они были любопытны и в общем очень любили всякие рассказы, будь то правда или вымысел, сказание, сон или песни пер-вобытной древности. |
