|
– Это всех вас касается, ибо вы все там участвуе-те, и я тоже, и сон мой для всех нас – такая задача, такое диво, что вы опустите головы и три дня почти ни о чем другом и думать не сможете! – Пусть он, может быть, расскажет его в нескольких словах, без подробностей, чтобы мы услыхали самую суть? – спросил Асир… Лакомки любопытны, да и все они были любопытны и в общем очень любили всякие рассказы, будь то правда или вымысел, сказание, сон или песни пер-вобытной древности. – Хорошо, – сказал счастливый Иосиф, – если вам угодно, я расскажу вам свое сновиденье, это полезно хотя бы для того, чтобы его истолковать. Ибо толковать сон должен не тот, кто видит его, а кто-то другой. Если вам что-нибудь приснится, то уж я вам дам толкованье, это мне ничего не стоит, я попрошу господа, и он ниспошлет его мне. С собственными же снами дело другое. – Это называется «без околичностей»? – спросил Гад. – Так слушайте же… – начал Иосиф. Но Рувим попытался предотвратить это хотя бы в последний миг. Он не спускал глаз с вла-дельца покрывала и не ждал ничего доброго. – Иосиф, – сказал он, – я не знаю твоего сна, потому что я не был с тобой, когда ты спал, ты спал один. Но мне кажется, что лучше ни с кем не делиться своими снами. Оставь при себе то, что тебе приснилось, и пойдемте работать. – Мы как раз и работали, – подхватил Иосиф, – я видел нас всех в поле, где мы, сыновья Иа-кова, все вместе убирали пшеницу. – Превосходно! – воскликнул Неффалим. – Тебе снятся поистине невероятные вещи! Твой сон поразительно далек от действительности. Какое смелое, какое богатое воображение! – Но это было не наше поле, – продолжал Иосиф, – а другое, удивительно чужое. Но мы об этом не говорили. Мы молча работали, сначала жали, а потом вязали снопы. – Посылает же господь такие сны! – сказал Завулон. – Бесподобное сновиденье! Уж не сле-довало ли нам сначала вязать снопы, а потом уже жать, дуралей? Стоит ли, право, дослушивать до конца? Некоторые, пожимая плечами, уже поднялись и собирались уйти. – Да, дослушайте до конца! – воскликнул Иосиф, воздевая руки. – Сейчас вы услышите са-мое чудесное. Каждый из нас вязал по снопу, а всего было нас двенадцать человек, потому что и Вениамин, младший наш брат, тоже оказался на этом поле и вязал свой снопик в одном кругу с вами. – Думай, что говоришь! – крикнул Гад. – Как же так: «В одном кругу с вами»? Ты хочешь сказать: «В одном кругу с нами»! – Нет, Гаддиил, дело было не так! Круг составляли вы, одиннадцать братьев, а я стоял и вя-зал свой сноп посреди круга. Он умолк и поглядел на их лица. Они все высоко подняли брови и с тихим покачиваньем запрокинули головы, отчего у них выступили кадыки. В этом покачивании голов и взлете бровей были насмешливое удивление, угроза и тревога. Братья выжидали. – Послушайте же, что было дальше и какой чудесный сон мне приснился! – заговорил Иосиф снова. – Когда мы связали свои снопы, каждый по снопу, мы оставили их и, словно нам больше нечего было делать, пошли прочь, ничего друг другу не говоря. Не успели мы, однако, сделать двадцать или, может быть, сорок шагов, как Рувим оглянулся и молча указал рукой на то место, где мы вязали снопы. Да, Рувим, это был ты. Мы все остановились и, заслонясь от солнца, стали глядеть туда. И что же мы видим? Мой сноп, совершенно прямо, стоит посредине, а ваши – стоят кругом и кланяются моему снопу, да, да, они все кланяются и кланяются, а он все стоит и стоит. Продолжительное молчание. – И это все? – коротко и тихо спросил, нарушая тишину. Гад. – Да, после этого я проснулся, – ответил Иосиф растерянно. Он был несколько разочарован в своем сне, который как таковой, особенно благодаря безмолвному указанью Рувима на самостоятельные действия снопов, носил очень и очень своеобразный, гнетуще-окрыляющий характер, а облекшись в слова, предстал сравнительно скудным, даже нелепым, и, по мненью Иосифа, не мог произвести никакого впечатления на слушателей, и слова Гада «и это все?» только утвердили его в этом чувстве. |
