Без генерального секретаря пленум был пустой.

Пленуму зачитали письмо Андропова. Ничего нового и интерес­ного в нем не было. Все те же призывы наладить систему управления, укрепить дисциплину и лично отвечать за порученное дело. Зачитан­ные от его имени слова не вдохновляли:

— В общем наметился положительный сдвиг в народном хозяй­стве. Все это подтверждает правильность выработанной линии, реаль­ность и обоснованность поставленной партией задачи по развитию экономики, преодолению имеющихся трудностей.

Те, кто в тс дни ходил в обычные магазины, не могли разде­лить оптимизма авторов андроповской речи. По мнению Чазова, Юрий Владимирович просто подписал текст, подготовленный помощниками, потому что работать уже не мог.

На следующий день новоизбранные руководители звонили Андро­пову в больницу, благодарили.

— Ну что ж, поздравляю, — сказал Андропов усталым, глухим голосом Воротникову. — Спасибо, что позвонил, еще раз поздравляю тебя, всего доброго.

Михаил Сергеевич Соломенцев побывал у Андропова. Он просил разрешения увеличить аппарат комитета партконтроля. Андропов со­гласился, предложил написать записку в ЦК. Из больницы Соломенцев вернулся на Старую площадь, зашел к Черненко и отдал ему записку, предупредив, что генеральный секретарь согласен.

Черненко поинтересовался, как выглядит Андропов.

— Неплохо, — осторожно ответил Соломенцев, — мне кажется, здоровье Андропова идет на поправку.

3 января 1984 года советского посла в Вашингтоне Добрынина пригласил Государственный секретарь Соединенных Штатов Джордж Шульц. Он поинтересовался самочувствием Андропова, объяснив, что ходят различные слухи. Анатолий Федорович уверенно ответил, что, насколько ему известно, генеральный секретарь продолжает занимать­ся государственными и партийными делами.

В начале января у Андропова побывал академик Георгий Арба­тов. Его включили в группу, которая писала генеральному секретарю предвыборную речь — намечались выборы в Верховный Совет.

«В палате, — писал Арбатов, — Юрий Владимирович почему-то сидел в зубоврачебном кресле с подголовником. Выглядел ужасно — я понял: умирающий человек. Говорил он мало, а я из-за ощущения не­ловкости, незнания, куда себя деть, просто чтобы избежать тя­гостного молчания, без конца что-то ему рассказывал.

Когда я уходил, он потянулся ко мне, мы обнялись. Выйдя из палаты, я понял, что он позвал меня, чтобы попрощаться».

О том же думали потом и другие, кто побывал у Юрия Влади­мировича в эти последние недели. 18 января 1984 года у Андропова в последний раз побывал Рыжков. Николай Иванович ездил в Австрию на съезд коммунистов. Вернувшись, поинтересовался у Черненко, кому сдать отчет о поездке. Черненко посоветовал:

— Андропов тобой интересовался. Позвони, ему и расскажешь.

Рыжков соединился с ЦКБ.

— Чем вы сейчас заняты? — спросил Юрий Владимирович. — Приезжайте к пяти, поговорим.

Минут сорок Рыжков докладывал о делах, потом сказал:

— Меня предупредили, чтобы я вас не утомлял. Мне хотелось бы побольше побыть с вами, но не то место.

Андропов поманил его пальцем:

— Наклонитесь.

Юрий Владимирович, не вставая, притянул Рыжкова за шею, по­целовал в щеку и сказал:

— Идите. Все.

Рыжков уверен, что так Андропов с ним попрощался.

20 января 1984 года Андропов позвонил из больницы Виталию Воротникову, поздравил с днем рождения, пожелал плодотворной рабо­ты. Голос генсека показался Воротникову на удивление бодрым. Вита­лий Иванович осторожно поинтересовался у Андропова о самочувствии.

— Настроение хорошее, — ответил Юрий Владимирович, — но пока в больнице. Надеюсь на благополучный исход.