Можно представить себе, каким хамом и самодуром был низень­кий, с наполеоновским комплексом Андрей Павлович Кириленко, кото­рому благоволил Брежнев и который упорно добивался места второго человека в стране, пока тяжелые мозговые нарушения не привели к полному распаду личности.

Но каким же испуганным и несчастным человеком, судя по это­му эпизоду, был легендарный Юрий Владимирович Андропов, если окрик члена политбюро — по пустяковому делу! — буквально свалил его с ног? И этот человек считается выдающимся реформатором с железной волей? Скорее этот эпизод рисует Юрия Андропова несамостоятельным, зависимым от чужого мнения и очень неуверенным в себе человеком, который избегал конфликтов и органически не мог перечить вышестоя­щим.

Кириленко будет первым человеком, с которым расстанется Юрий Владимирович Андропов, когда в ноябре 1982 года станет гене­ральным секретарем ЦК КПСС...

Георгий Шахназаров подметил любопытную деталь — Андропов словно стеснялся своего роста, величины, старался не выпячивать грудь, как это делают уверенные в себе люди. Чуть горбился не столько от природной застенчивости, сколько оттого, что в партий­ных кругах было принято демонстрировать скромность, это станови­лось второй натурой.

Чиновный люд на Старой площади передвигался бесшумно, своим поведением и обличьем говоря: чту начальство и готов беззаветно следовать указаниям. Не составлял исключения и Андропов, без чего, вероятно, было бы невозможным его продвижение по ступеням партий­ной иерархии. Шахназаров описывал, как они с Юрием Владимировичем живо беседовали, пока не зазвонил аппарат прямой связи с Хрущевым. Шахназаров стал свидетелем поразительного перевоплощения. Букваль­но на глазах живой, яркий, интересный человек преобразился в сол­дата, ютового выполнить любой приказ командира. В его голосе по­явились нотки покорности и послушания...

«В Андропове, — писал Георгий Шахназаров. — непо-с I ижимым образом уживались два разных человека — русский интеллигент в нор­мальном значении этого понятия и чиновник, видящий жизненное пред­назначение в служении партии. Я подчеркиваю: не делу коммунизма, не отвлеченным понятиям о благе народа, государства, а именно пар­тии...»

Однажды, вскоре после прихода Брежнева к власти, Андропов завел со своим консультантом Шахназаровым откровенный разговор о том, как улучшить государственный механизм.

— Могу говорить совершенно откровенно? — уточнил Георгий Хосроевич.

— Ты меня обижаешь, — сказал Андропов. — Неужто я вас, консультантов, когда-нибудь прижимал? Да вы у нас ораторствуете, как в Гайд-парке. Так что давай говори, что думаешь, если, конеч­но, не станешь нести антисоветчину.

Шахназаров, обходительный и осторожный человек, завел раз­говор о том, что система советской власти как таковой не работает, потому что вся власть принадлежит партийному аппарату,

«Юрий Владимирович не перебивал меня, но лицо его постепен­но темнело, — писал в своих воспоминаниях Георгий Хосроевич. — Он как-то посуровел, и мне показалось, что в какой-то момент стал тя­готиться тем, что вызвал меня на откровенный разговор. Был по при­роде осторожен, опасался соглядатаев, и не без оснований...»

Андропов сказал, что политическая система нуждается всего лишь в «поправках». Перечислил некоторые:

— Советам больше прав дать, чтобы они действительно хозяй­ствовали, а не бегали по всякому пустяку в райком или даже в ЦК. Позволить людям избирать себе руководителей. Но трогать государ­ство можно только после того, как мы по-настоящему двинем вперед экономику. Вот когда люди почувствуют, что жизнь становится лучше, тогда можно постепенно и узду ослабить, дать больше воздуха.