Зато и досталось же на орехи в этот вечер Митьке! Больно прибила его тетка Аксинья за измазанную краской рубаху.

Впрочем, и сама Аксинья пережила неприятную минуту в этот вечер. Расправившись с Митькой, она, вооружившись острым ножом, направилась к курятнику — исполнить приказание барина. И вдруг, открыв дверцу, отступила в испуге… Все, решительно все куры и цыплята изображали из себя ту черную курочку, которую ей, Аксинье, не приказано было трогать…

— Наваждение! Батюшки! Наваждение! — завопила она на весь двор с испугу и со всех ног помчалась к Матрене — делиться с нею удивительною новостью.

А четыре мальчика, в том числе и Митька, уже позабывший свою недавнюю трепку, так и покатывались со смеху над испугом и недоумением птичницы.

Маленькие шалуны добились своей цели. Выкрашенных цыплят никак нельзя было отличить от Лидочкиной Чернушки, и из боязни зарезать нечаянно Чернушку Аксинья не решалась резать и остальных.

Вернувшийся из города раньше назначенного срока Юрий Денисович много смеялся над выходкой своих шалунов. Узнав же о причине этой выходки, он был очень растроган их участием и любовью к слепой сестре и крепко перецеловал мальчуганов. А Митька получил новую рубаху взамен старой, запятнанной краской. Жаркое из цыплят было заменено на следующий день жареным поросенком, и Лидочка на другое утро могла, как ни в чем не бывало, снова кормить своих любимцев.

«Милая Мая! Ты непременно должна прийти к нам сегодня вечером и помочь нам в одном деле». Так гласила записка, написанная крупным, размашистым почерком Сережи и заключавшая в себе две кляксы.

Записка была заключена в крошечный конвертик, на котором стоял адрес: «Фее Мае, в лесной домик». Под словом «домик» красовалась новая клякса, необычайно крупных размеров.

Записку вручили Митьке, он сунул ее за пазуху и рысью помчался в лес.

Мая не заставила себя долго ждать и явилась на хутор тотчас же после завтрака.

— Вот что, Мая! — с деловым видом проговорил Юрик, встречая девочку на пороге дома. — Папа и Лидочка с няней уехали в город, а к нам приедет сегодня новый учитель. Вот мы и решили подшутить над ним на первых же порах и поставить его в тупик. А ты должна помочь нам в этом. Слушай… — И Юрка, наклонившись к уху девочки, зашептал ей что-то, отчего Мая так и покатилась со смеху.

Юрий Денисович действительно уехал с дочерью и Ириной Степановной в уездный город — отчасти по делам, отчасти, чтобы дать своим трем сорванцам, как он называл сыновей, как следует познакомиться с новым гувернером без вмешательства старших. И дети прекрасно воспользовались предоставленной им свободой. Должно быть, выдуманная проделка была очень смешна, потому что то тот, то другой из них так и заливался громким, раскатистым смехом. Смеялся и Митька, не отстававший теперь ни на шаг от господ и бывший главным участником всех их шалостей и проделок.

Гувернера ждали к обеду, к четырем часам — и ровно в четыре часа к крыльцу хуторского домика подъехала бричка, в которой сидел очень толстенький, почти круглый человечек в соломенной шляпе.

— Ну, ну, Фрицхен! — произнес сам себе круглый человечек, с трудом соскакивая с высокой подножки брички, и, чуть-чуть подпрыгивая и раскачиваясь на ходу, направился к крылечку, держа в одной руке круглый предмет, завернутый в бумагу, а в другой — небольшой чемодан с бельем и платьем.

У человечка было очень довольное, сияющее лицо, и толстые губы его улыбались самой радостной улыбкой.

Круглый человечек снял шляпу, отер платком пот с лица и вошел своей подпрыгивающей, с развальцем, походкой в гостиную.

— Никого не имеется! — снова широко улыбаясь, произнес он. — Ну-с, надо подождать! Подождем, Фрицхен, проговорил он самому себе и поставил круглый предмет и чемодан на окно в гостиной.