И она снова готова была, полная немого отчаяния зарыться головой в подушки и лежать, так лежать бесконечно, без стонов без слез, захлестнувших ее душу и не находивших исхода из груди.

Вдруг легкий шелест у ее дверей заставил ее насторожиться… Чей-то тихий шепот… Шаги… Чуть слышно щелкает задвижка двери и Гаврик и Верховская просовывают разом свои рожицы в ее комнату.

— Вы! — не смея верить глазам вскрикивает Южаночка.

— Тише, ради Бога тише. Молчи! Молчи! И слушай! — делая испуганное лицо и бросаясь опрометью к Ине, лепечет Даня, — ведь мы «удрали» к тебе тихонько… Узнает Милька — беда будет… Она и так рвет и мечет… У княгини целых три часа проторчала подряд. А вернулась от «самой» злющая, презлющая и говорит: княгиня, говорит, разделяет мои взгляды… Пока Палтова не признается в том что из злобы и ненависти умышленно, нарочно искалечила Лину, до тех пор она пробудет наказанная в лазарете… Ах, Инка, Инка, что тебе стоит покаяться! — неожиданно сорвалось с губ Дани и она отчаянно затрясла по привычке своим белокурым вихром. — Признайся уж, душка! Легче будет!

— Ей Богу, признайся! — эхом повторила за ней и Гаврик.

— Как и ты?.. И вы… И вы обе верите в мою вину перед Фальк! И вы обе, и… вы…

Голос Южаночки дрогнул… Глаза стали еще больше, исхудалое личико приняло вымученное выражение… Она даже приподнялась на локте с подушки и пристальным взглядом впилась в лица подруг… Увы! Обе девочки потупились… А правдивое честное личико Дани совсем наклонилось вниз.

Болезненно и остро ущипнуло что-то за сердце Южаночку.

«Они не верят! Мне не верят! — вихрем пронеслось в ее голове… — они, самые близкие… самые дорогие… Так кто же мне поверит тогда!» — в приступе нового отчаяния мысленно говорила бедная девочка.

— Уйдите! — неожиданно в голос крикнула она и почти злобно взглянула глазами на смерть затравленного зверька, на обеих подруг. — Уйдите! Мне не надо вас! Уходите же! Да уходите, ради Бога!

И зажав уши и зажмурив глаза она повернулась лицом к стене и зарылась снова в подушку.

Когда глаза ее открылись снова, ни Щуки ни Гаврик уже не было в комнате.

Ушли! Ушли… И даже не поцеловали меня! Значит, поверили, что я могла сделать эту гадость. Значит!.. Но кто же, кто поймет меня наконец, что я не виновата что я не нарочно сделала это! — почти воплем вырвалось из ее груди.

— Дедушка! Вот кто! Дедушка! Сидоренко! Они поймут, они поверят что их Южаночка не злое, не испорченное существо! — внезапно вспыхнула в голове девочки новая мысль и не помня себя, она закричала вся дрожа от горя и муки, вся трепеща в порыве нестерпимого отчаяния на весь лазарет:

— Дедушка! Сидоренко! Дедушка! Добрый милый! Придите ко мне оба, дедушка, дедушка, Сидоренко! Придите ко мне!

Глава XXIV

Еще мука…

— Ты с ума сошла кричать как безумная! Сейчас молчать! Завтра будет операция Лине… Ей нужно отдохнуть и набраться сил к утру… А ты своим ором того и гляди напугаешь ее!..

— Операция?

Южаночка, как вкопанная, вскочила с кровати и продолжая трястись всем телом, как в лихорадке, стояла теперь лицом к лицу с Бранд, вся белая как стена ее комнаты.

— Операция Лине? Зачем? Что? Ей будут резать глаз? — схватывая словно в забытье руки Эмилии Федоровны и щелкая зубами, шептала она.

— Не всели равно тебе?.. — с убийственной холодностью произнесла ее воспитательница, — резать ли, зашивать ли будут веко Лине, или же вовсе вынут ей…

— Кого вынут? — боясь понять прошептала или вернее простонала Южаночка.