Коцебу не преминул воспользоваться этим: корабельные ученые пропадали целыми днями в лесистых глубинах острова, штурманские помощники под руководством мичмана Степана Вукотича описывали северную часть залива. Все были заняты по горло.

Вечером Коцебу с товарищами являлся в гостеприимный дом Муравьева. Отужинав и побеседовав, одни усаживались за зеленые ломберные столики и складывали друг против друга столбики испанских пиастров и голландских червонцев, другие уединялись в довольно богатой библиотеке, ежегодно пополнявшейся книгами и журналами из Петербурга. Времечко текло обыденно, однообразно, пожалуй, скучновато, как вдруг… салют и «ура»: из Кронштадта пришел корабль Российско-Американской компании «Елена». Только теперь экипаж Коцебу по-настоящему оценил, что значил их собственный прошлогодний приход в Ново-Архангельск. С каким нетерпением все ожидали на берегу шлюпку с «Елены», с какой радостью трясли руку командира лейтенанта Петра Егоровича Чистякова, с какой сердечностью обнимали его спутников!

А в муравьевском доме опять стучали ножи, чародействовал повар-креол и слуга с денщиком-матросом разливали в графины вина, водку, ром.

Лейтенант Чистяков привез весьма важные известия.

Матвей Иванович пригласил его в кабинет. Коцебу был там же. Чистяков выложил на стол пачку толстых пакетов, сказал, упирая на «о»:

— Богатая почта, новостей множество, господа. Однако погодите-ка.

Лейтенант открыл деревянный ящичек, принесенный им вместе с пакетами, и добавил:

— Прошу. Английские. От мыса Доброй Надежды через два океана доставил.

Муравьев и Коцебу рассеянно взяли толстые сигары, прикурили от свечей. Душистый дым двумя сизыми струйками скрестился над столом, где лежала почта. Матвей Иванович вскрыл первый пакет, быстро пробежал его глазами.

— Вот те бабушка и Юрьев день, — изумленно произнес он.

— Что? — воскликнул Коцебу.

— А то, дорогой друг, что вы тут, у меня в Ново-Архангельске зря время загубили.

Коцебу подался к Муравьеву.

— Так точно, Отто Евстафьевич. Вот извольте послушать.

И Матвей Иванович прочел вслух извещение директоров Российско-Американской компании. Извещение гласило, что правительство Российской империи в апреле 1824 года подписало с Американскими Соединенными Штатами конвенцию, согласно которой гражданам этой республики предоставлялось право беспрепятственного захода во все внутренние воды российских владений у северо-западных берегов Америки как для промысла, так и для торговли с туземцами. Далее директора сообщали, что подобные переговоры ведутся с послом его величества короля английского.

— Значит… — тихо, почти шепотом, вымолвил Коцебу.

— Значит, — также тихо, понимая, что испытывает собеседник, закончил его мысль Муравьев, — значит крейсерство ваше давно уж никому не нужно и уж год назад вы могли бы направиться в Берингов пролив.

Коцебу порывисто встал. Глотнув воздух и отшвырнув сигару, отошел к окну.

Наступило молчание. Муравьев шелестел бумагами. Чистяков курил. Коцебу стоял спиной к ним, и казалось, что-то пристально разглядывал в дали.

— Отто Евстафьевич, — окликнул лейтенант.

Коцебу чуть повернул голову; теперь видны были бледная его щека со светлым бакенбардом и краешек голубого прищуренного глаза.

— Отто Евстафьевич, — продолжал Чистяков, — да ведь в этом роде новенькое затевают ваши радетели. Крузенштерна я все лето перед отъездом видел у Синего моста, в компанейском правлении. Он подолгу сиживал у директоров, толковал о новой северной экспедиции, приносил письма графа Николая Петровича из Гомеля. Да вот и Матвею Ивановичу от графа послание есть.