— Религиозный капиталист обвинил бы вас в том, что вы вторгаетесь в человеческую душу.
— Как и вы, товарищ Суворов, я верный член коммунистической партии. И не верю в спасение души. Но в данном случае мы не можем допустить заметных перемен. Ни в фундаментальных мыслительных процессах, ни в манерах и строе речи.
— Форма контролируемого промывания мозгов.
— Это не примитивное промывание мозгов, — возмущенно ответил Луговой. — Мы работаем куда тоньше, чем представляется китайцам. Они считают, что нужно уничтожить эго человека, чтобы переучить его. Но их эксперименты с наркотиками и гипнозом провалились. Гипноз вещь слишком неопределенная и кратковременная, чтобы представлять ценность. А наркотики просто опасны: они случайно приводят к неожиданным изменениям личности и поведения. Когда я закончу работу с этим субъектом, он вернется в реальный мир и будет жить так, словно ничего не произошло. Я намерен изменить только его политические взгляды.
— А кто этот субъект?
— Не узнаете? Вы его не узнали?
Суворов внимательно посмотрел на экран. Глаза его округлились, и он подошел на два шага ближе; его лицо напряглось, губы беззвучно шевелились.
— Президент? — произнес он недоверчивым шепотом. — Это действительно президент Соединенных Штатов?
— Во плоти.
— Но… как?
— Дар наших хозяев, — неопределенно объяснил Луговой.
— А побочные эффекты?
— Никаких.
— Он будет помнить что-нибудь из этого?
— Когда через десять дней проснется, будет помнить только, как лег спать.
— Вы действительно способны это сделать? — спросил Суворов с настойчивостью сотрудника спецслужбы.
— Да, — уверенно блестя глазами, ответил Луговой. — И гораздо больше.
Глава 21
Два фазана взлетели в небо, бешеное хлопание их крыльев нарушило утреннюю тишину. Советский президент Георгий Антонов поднес к плечу дробовик „Пёрде“ и один за другим быстро спустил оба курка. В окутанном влажным туманом лесу прозвучали два выстрела. Одна птица остановилась в полете и упала.
Владимир Полевой, глава Комитета государственной безопасности, подождал несколько мгновений; убедившись, что вторым выстрелом Антонов промахнулся, он сбил птицу.
Антонов смерил Полевого жестким взглядом.
— Опять унижаешь начальство, Владимир?
Полевой правильно понял деланный гнев Антонова.
— У вас была трудная мишень, товарищ президент. У меня — совсем легкая.
— Тебе нужно было стать дипломатом, а не работать в тайной полиции, — со смехом сказал Антонов. — Ты дипломат не хуже Громыко. — Он помолчал и осмотрел лес. — Где наш хозяин?
— Президент Л’Эстранж в семидесяти метрах слева от нас.
Ответ Полевого прозвучал на фоне целого залпа, донесшегося откуда-то из подлеска.
— Хорошо, — сказал Антонов. — У нас есть несколько минут на разговор.
Он протянул дробовик Полевому, который заменил пустые гильзы и щелкнул предохранителем.
Полевой подошел ближе и тихо заговорил:
— Я не стал бы высказываться слишком свободно. Французы повсюду рассовали подслушивающие устройства.
— Да, в наши дни тайнам редко удается продержаться несколько дней, — вздохнул Антонов.
Полевой понимающе улыбнулся.
— Да, наши оперативники вчера вечером засекли встречу Л’Эстранжа с его министром финансов.
— Я должен что-нибудь знать?
— Ничего ценного. |