Огромное помещение было выкрашено белой краской, отражавшей яркие солнечные лучи, которые проникали в окна на вогнутой крыше, как купол, и напоминало музей транспорта. На гладком бетонном полу в четыре ряда аккуратно стояли старинные и классические автомобили. Большинство сверкало так же, как в день, когда мастера в последний раз прикоснулись к их кузовам. Сандекер задержался у величественного Роллс-ройса „Серебряный призрак“ 1921 года выпуска с корпусом „Парк-Уорк“ и массивной красной „Изотты-фраскини“ 1925 года с торпедообразным кузовом „Сала“.

Центральное место в этой экспозиции занимали трехмоторный самолет „Форд“, известный любителям авиации как „Оловянный гусь“, и железнодорожный пуллмановский вагон начала двадцатого века с надписью „Манхеттен лимитед“ на стальном боку.

По круглой железной лестнице Сандекер поднялся на второй этаж; наверху в дальнем конце ангара располагалась жилая квартира. Гостиную украшали морские древности. Вдоль одной стены тянулись полки, а на них в стеклянных витринах стояли модели кораблей.

Питт стоял перед плиткой и изучал странную смесь в сковороде. На нем были потрепанные шорты защитного цвета, стоптанные теннисные туфли и футболка с надписью „Поднимем „Лузитанию“ на груди.

— Вы точно к завтраку, адмирал.

— Что у вас тут? — спросил Сандекер, с подозрением разглядывая смесь на сковороде.

— Ничего особенного. Острый мексиканский омлет.

— Ограничусь чашкой кофе и половинкой грейпфрута.

Они сели за кухонный стол, и Питт налил кофе. Сандекер нахмурился и помахал газетой.

— Ты занял всю вторую полосу.

— Надеюсь, в других газетах тоже.

— Что ты хочешь доказать? — спросил Сандекер. — Собираешь пресс-конференцию и объявляешь, что нашел „Сан-Марино“, хотя не нашел, и „Пайлоттаун“, что должно было оставаться тайной. Ты что, с ума сошел?

Питт сделал перерыв между двумя кусками омлета.

— Я не упоминал о нейротоксине.

— К счастью, вчера армия все благополучно захоронила.

— Значит, никакого вреда. Теперь, когда „Пайлоттаун“ пуст, это просто очередной ржавеющий след катастрофы.

— Президент посмотрит на это иначе. Не улети он в Нью-Мексико, мы бы сейчас отскребали себя от ковра в Белом доме.

Сандекеру помешал договорить звонок. Питт встал и повернул рычажок на панели.

— Кто-то пришел? — спросил Сандекер.

Питт кивнул.

— Это грейпфрут из Флориды, — проворчал Сандекер, выплевывая косточку.

— Ну и что?

— Я предпочитаю техасские.

— Возьму на заметку, — с улыбкой сказал Питт.

— Вернемся к вашей невероятной истории, — сказал Сандекер, выдавливая в ложечку последнюю каплю сока. — Я хотел бы знать причины.

Питт объяснил.

— Почему бы не передать все это министерству юстиции? — спросил Сандекер. — Им за это платят.

Взгляд Питта стал жестким; последовал угрожающий взмах вилкой.

— Потому что никто и не подумал привлечь министерство юстиции к этому делу. Правительство не собирается признавать, что свыше трехсот человек погибли от нейротоксического газа, которого, как считается, не существует. Судебные процессы и критика в прессе растянутся на годы. Они хотят, чтобы никто ничего не знал. Очень вовремя случилось извержение Огастина. Сегодня пресс-секретарь президента представит дело так, будто во всех смертях виноваты облака серного газа.