– Нет, я жив, – утешал я ее. – А вот Хоффер умер – приговор мафии приведен в исполнение.

– Слава Богу, – сказала она с ненавистью. – Я хотела предупредить тебя, Стаси, в ту последнюю ночь, когда пришла к тебе в комнату. Даже собиралась вернуться потом, но ты был прав – я боялась, боялась по многим причинам. Как видишь, Хоффер все равно догадался, избил меня, а потом отдал этому животному...

Чиккио отступил в холл, а я повернул ее лицом к свету, который проникал из коридора. Синяков и кровоподтеков у нее на лице было больше, чем мне показалось сначала, и жгучая боль пронзила меня.

– Он насиловал тебя?

Она не стала отрицать, гордо вскинула голову и заявила:

– Я тоже оставила не нем свои отметины.

При виде моего лица Чиккио начал поспешно пятиться, все еще пытаясь зажать свою кровоточащую руку.

– Пожалуйста, синьор. – Он изобразил улыбку заговорщика. – Эта женщина – шлюха с задворок Палермо. Всем известно, откуда синьор Хоффер вытащил ее.

Он опять заискивающе улыбнулся, стоя спиной к лестнице, и ярость закипела во мне.

– Тебе смешно? Ты любишь шутки? Попробуй вот эту.

Я ударил его ногой в пах изо всех сил. Он взвыл и согнулся пополам. Правым коленом в лицо я отбросил его назад и отправил вниз по лестнице. Он дважды перевернулся через голову и грохнулся на площадку. Мгновение лежал неподвижно, потом, к моему удивлению, поднялся и, шатаясь, заковылял прочь, поддерживая болтавшуюся как плеть руку.

Я повернулся к Розе:

– Если тебе когда-нибудь станет стыдно своего прошлого, скажи мне об этом. Я тебе предложу на выбор несколько случаев из своей жизни, и ты почувствуешь, что чиста, как весталка. А сейчас мне надо идти. Бёрк ждет меня наверху, в саду на крыше.

– Нет, Стаси, их там двое. Они убьют тебя.

– Не думаю. Хотя, с другой стороны, все возможно в нашей жизни. – Я достал бумажник из кармана и отдал ей. – Если что-нибудь случится со мной, здесь ты найдешь то, что тебе поможет. А сейчас одевайся и жди меня в одной из машин внизу.

Я уже уходил, но она остановила меня и, не целуя, молча прижалась ко мне всем телом. Лицо ее выразило все. Нежно отстранив ее, я пошел к лестнице. Роза проводила меня взглядом, полным отчаяния.

Прежде чем пересечь холл, я задержался на секунду, обдумывая тактику. Откуда он ждет меня– вот главное.

Несколько шагов – и я оказался в темном кабинете. Неизменные стеклянные двери, заменявшие наружную стену, были открыты. Неожиданно на меня нахлынули безразличие и усталость. Какой-то фатализм овладел мною, и я вдруг осознал, что уже ничто не имеет значения. Бёрк и я достигли предопределенной точки. Случится то, что должно случиться.

Я миновал кабинет тремя огромными прыжками и очутился в саду.

Его голос прозвучал внятно:

– Я здесь, Стаси. И знаю, что ты рядом.

– Ты и я, Шон? – откликнулся я. – Больше никого?

– Как всегда, парень! – Чем, круче был его ирландский акцент, тем меньше я ему доверял. – Пьета здесь нет. Он пошел на взлетно-посадочную полосу с нашим багажом. Мы улетаем сегодня ночью.

Он искренне врал. Конечно, врал, потому что, сколько бы Хоффер им ни заплатил, оставался еще чек на предъявителя на пятьдесят тысяч долларов в банковском сейфе в Палермо. Сегодня, в воскресенье, он не мог получить по нему деньги. И уж ни за что не бросил бы их.

Но, подчиняясь какому-то странному фатализму, я все же решил принять его игру и вышел из тени папоротников в узкий проход, увитый виноградом. Бёрк стоял в тени за кованым чугунным столиком с руками за спиной.