— Я, конечно, не знаю, но, может, мне лучше волка подержать?

Мальчик задвоил часть веревки лассо, дав достаточно слабины, чтобы волчица могла уйти за канаву, но не столько, чтобы она добралась до изгороди. Ходовой конец слегка примотал к рожку седла и отпустил волчицу, которая резво поскакала на трех ногах к канаве, в конце веревки дернулась, упала, тут же вскочила и, спрятавшись в канаве, залегла. Мальчик повернулся, взял у старика поводья и коснулся поля шляпы костяшкой указательного пальца.

— Премного обязан, — сказал он.

— Не стоит благодарности. Зато день какой был интересный!

— Да, сэр. Мой, правда, еще не кончился.

— Эт-точно. Смотри, чтобы она пасть не развязала, слышь меня? А то выкусит в тебе такую дырку, что потом шляпой не заткнешь.

— Да, сэр.

Поставив ногу в стремя, он вскочил верхом, потрогал веревку на рожке седла и, сдвинув шляпу на затылок, кивнул старику.

— Премного обязан, — опять сказал он.

Когда конь двинулся по дороге вперед, волчица вышла из канавы, поднимая раненую ногу к груди и волочась за лошадью на конце веревки с лапами врастопырку, вся деревянная, будто чучело. Он остановил коня и оглянулся. Старик стоял на дороге, наблюдал за ними.

— Послушайте, сэр! — позвал он.

— Да?

— Может, лучше пройдете вперед и сядете в машину? Чтобы потом вам не пришлось объезжать нас.

— А что, пожалуй, правильная мысль.

Пройдя мимо них, он сел в кабину и обернулся. Мальчик поднял руку. Старик смотрел с таким видом, будто хочет что-то крикнуть, но не крикнул, а тоже поднял руку, отвернулся и затарахтел по дороге на Кловердейл.

А Билли двинулся дальше. Порывы ветра поднимали с дороги пыль и песок. Когда он обернулся на волчицу, она, опустив голову и прищурив глаз, обращенный к ветру, ковыляла на веревке за конем. Он остановился, а она, для ослабления веревки пройдя чуть еще, свернула и опять спустилась в канаву. Он уже готов был снова пуститься в путь, когда она в канаве вдруг присела и пустила струйку. Закончила; обернувшись, понюхала лужицу, потом, подняв нос, проверила направление ветра, после чего поднялась на дорогу и, держа хвост между скакательных суставов, встала на ветру, который ерошил ее шерсть, делая на ней бороздки.

Мальчик долго сидел неподвижно, смотрел на нее. Потом спешился, бросил поводья, отцепил от седельной сумки флягу и подошел к тому месту, где стояла она. Волчица отступила на длину веревки. Повесив флягу на плечо, он перешагнул через веревку и, пропустив ее у себя под коленом и потянув, подтащил волчицу к себе. Она крутилась и упиралась, но он добрался до петли аркана, ухватился за нее и, задвоив на кулаке, повалил ее в траву у обочины, сам сел верхом. Только так он мог удержать ее. Сбросил флягу с плеча и зубами отвинтил крышку. Конь на дороге стал бить копытом, но он уговорил его, а потом, держа волчицу за торчащую из пасти палку и прижимая ее головой к своему колену, стал медленно лить ей воду в уголок рта. Она лежала неподвижно. Перестала косить глазом. А потом начала глотать.

По большей части вода бежала на землю, но он все равно продолжал тонкой струйкой вливать ее волчице между зубов около трензеля из зеленоватой палки. Когда фляга опустела, он отпустил палку, и волчица тихо полежала, восстанавливая дыхание. Он встал и отступил, но она не пошевелилась. Поймав за цепочку, вернул крышку фляги на место и завинтил ее; возвратился к коню, набросил ремень фляги на седельную сумку и оглянулся. Волчица стояла, глядя на него. Он сел верхом, пихнул коня коленом. Когда оглядывался, волчица, прихрамывая, шла на конце веревки. Когда он останавливался, она тоже останавливалась. Через час он остановился надолго. Они были у прохода в Робертсоновой изгороди. Въедешь — и в часе езды будет Кловердейл и дорога на север.