Не ответив стоящему на месте и изо всех сил старающемуся казаться «своим» постовому, майор Сивый нагнулся над телом. Это был еще один милиционер в звании рядового: молодые глаза неподвижно смотрели куда-то в пространство. Второе тело обнаружилось метрах в пяти, и это тоже был убитый милиционер.

— Товарищ офицер!

Майор разогнулся, смерив милиционера взглядом. По лицу мужика текли крупные слезы, и только это удержало комбата-879 от того, чтобы отдать приказ продолжать движение. Минуты утекали, а до батальона он еще не добрался. Черт знает, кто им сейчас командует: возможно, что тот же лейтенант Зябрев.

— Мы преследовали… Они открыли огонь, мотор машины заклинило, и шину пробило… Нам ответили, что помощи не будет, все заняты, и тогда лейтенант приказал продолжать преследование пешим порядком… Мы метров 50 и пробежали всего, и тут нас второй раз обстреляли, — и вот…

Майор кивнул: дело было понятное. То, что примерно такие картины происходят сейчас по всему их не слишком-то крупному городу, он сообразил еще до того, как вывел своих из дома.

— Попали в кого-нибудь?

Пленный недобиток был бы полезен: Сивый знал, что может развязать язык любому последователю ваххабизма секунд за тридцать. Сдираешь с человека обувь и по одному отстреливаешь ему из автомата пальцы ног: примерно после третьего начинают «колоться» даже люди с природно высоким болевым порогом. Исключений майор до сих пор не видел, хотя и предполагал, что редкие герои или мазохисты могут найтись. И совесть его тоже не мучила ни на грош. Правозащитники от такого зрелища еще на октаву повысили бы регистр своей перманентной истерики, но они не попадали в ситуации, когда информация нужна именно сейчас, немедленно, иначе погибнут десятки твоих собственных товарищей. Сейчас была именно такая. Но милиционер помотал головой, и тогда он разогнулся, поднимая с собой куцую «сучку», ублюдка в семье «калашниковых». Второй автомат, повинуясь его жесту, снял с убитого лейтенанта один из морпехов. Нашедшиеся у погибших запасные магазины они оба рассовали по нагрудным карманам, промокшие же кровью едва ли не насквозь бронежилеты трогать не стал ни один, ни другой.

— Мне сказали ждать! — дрогнувшим голосом сказал выживший.

— Нет, — резко ответил майор. — Я снимаю вас с поста. На броню!

— Товарищ…

— Молчать! Подчиняться приказу! Считай себя временно мобилизованным! На броню, я сказал!

БТР-80 взревел дизелем: из-под кормы вышвырнуло густой клуб сизого дыма. Одновременно с этим кто-то в десантном отсеке покачал выдвинутым через амбразуру стволом, и это милиционера «добило»: проявив приличную сноровку, он забрался на тушу сразу двинувшегося с места бронетранспортера, не отстав от остальных. Всех качнуло назад — водитель сразу разогнал машину до скорости, которую в мирной обстановке сочли бы не просто небезопасной, а убийственной. В любой момент под передние колеса многотонной машины могла сунуться какая-нибудь ржавая драндулетина мирного обывателя, а то и старушка с артритным пуделем. Но время было уже иное.

Вцепившись одной рукой в скобу, а другой в оружие, майор поймал себя на том, что поглядывает не только в соседние от «своего» сектора наблюдения, но и вверх. Задумавшись на секунду, он сообразил, в чем дело, и это напугало его еще сильнее. Ассоциация была простая: процедура снятия милиционера с поста была почти прямой цитатой из «Живых и мертвых» Симонова.