В воде – легче».
«Ага, а на суше, значит, все‑таки не просто, трудно? Вот ты… ты могло бы исполнить на нашем острове какое‑то представление, материальный образ?
Столб, например, или лягушку?»
«М‑м… Так сразу – нет. Надо время, чтобы вспомнить, восстановить в себе это умение. Мы не склонны загружать память ненужной информацией. Достаточно помнить, что есть такая возможность»
«Понимаю: теперь вас удовлетворяет сознание того, что вы можете восстановить в себе какие‑то способности, как ранее удовлетворяло сознание обладания ими, а еще раньше – сознание использования своих возможностей, так?»
Это было приятно, просто здорово – воспринимать мысли не только Амебы, но и Дана. Раньше я не воспринимала так его мысли, как и он мои, – по той простой причине, что их у нас не было, не появлялись. А теперь… даже излишне напористая манера Дана выражать свое мнение, которая нередко коробила его товарищей, огорчала и меня, теперь радовала, ибо в ней проявлялось его мнение и личность.
«Ты несколько утрируешь, но так», – согласилось ВП.
«Ну, ясненько: еще некоторое время спустя вы удовлетворитесь сознанием того, что могли бы вспомнить, как восстановить в себе те или иные прекрасные способности‑возможности. Затем для душевного комфорта вам окажется достаточно сознания, что в ваших мозгах могли бы возникнуть воспоминания о возможности вспомнить о чем‑то таком… о чем бишь? А не все ли равно. Так вы необратимо утратите и способность овеществлять в воде, как утратили ее для суши, утратите память, самосознание – и впадете в предсмертную спячку!»
«Мы не утратим память и не впадем в спячку, – надменно помыслило в ответ ВП, – мы устойчивы и бессмертны. И все вместе, и каждый в отдельности – мы храним информацию как об общем, так и об индивидуальностях своих. Овладев изменчивостью, мы перестали быть подвластны носителю ее – времени – и можем всегда вернуть себя в любое прежнее состояние».
«Мы можем… Да вы перезабудете и эти знания, как перезабыли от безделья уже многое! Да и ни к чему они вам: вы замкнулись на самих себе, вам некуда стало развиваться. От вас и так мало, что осталось, а скоро и совсем растворитесь в своей водичке!»
Пришло время и Амебе пережить оскорбленность, а нам – почувствовать силу ее.
Высшее Простейшее издало беззвучное: «Да как вы смеете?!» – силы, можно сказать, фугасного взрыва. Сначала его ощутили наши головы, потом оно сотрясло судорогами туловища и напоследок отдалось в пятках. Амеба вскипела – почти в буквальном смысле: из желтого студня повалили обильные пузыри.
Последнее, что «вспомнили», это что мы еще несмышленыши так рассуж‑дать, что слово «млекопитающиеся» родственно с «молокососы», что прежде чем утверждать такое столь категорически, недурственно бы нам прожить свои миллионы лет, – тогда будет видно, на что и как замкнется человечество.
Амеба исчезла. У нас с Даном из носа текла кровь.
13. АТАКА ПРЕЗРЕНИЕМ
– Нас ободрила эта прорезавшаяся возможность противостоять телепатическому напору Амеб своей мыслью, – заговорил Дан. – Она обусловливала диалог, спор, сопоставления точек зрения – все, от результатов чего должны выиграть и мы, и они. Поэтому во второй половине ночи мы, отдохнув в ракете, снова поплыли в море. Искать общения. Мы не понимали, насколько это было легкомысленно и опасно.
Кадры памяти: темное море опалесцирует тысячами пятен‑обликов – над водой фиолетовыми, в ней оранжево‑серыми. Иные пятна поднимаются по блестящим струям дождя, проплывают над островом и ракетой, кружат над медленно плывущими во тьму астронавтами. |