Из–за того было у «единорога» и второе название: «шуваловский единорог», или «шуваловская гаубица». И, глядя на графский герб, как бы свидетельствовавший наподобие гербовой печати несомненную принадлежность орудия Петру Ивановичу, все вокруг наперебой хвалили новые незаурядные таланты генерал–фельдцейхмейстера, оказавшегося к тому же и недюжинным изобретателем.
Потом на полигоне видел он и другие «единороги» — и большие, и маленькие, и средние. Самый большой мог бросать двухпудовые бомбы, самый маленький — трехфунтовые ядра. Все «единороги» были гораздо легче пушек, способных стрелять такими же ядрами или бомбами, дальность их огня превосходила такие же пушки в два раза, а заряжались «единороги» во столько же раз быстрее.
Чаще всего они стреляли разрывными снарядами — бомбами и гранатами.
Появление «единорогов» оказалось для Петра Ивановича как нельзя более кстати еще и потому, что дела его в это время пошатнулись: был его сиятельство обвинен в немилосердном казнокрадстве новым канцлером _ графом Михаилом Илларионовичем Воронцовым и, как ни бился, доказать правоты своей не смог, почему и был вместе с Маврой Егоровной от двора отставлен. Теперь оставалось ему одно — ревностной службой пытаться вернуть милость и расположение государыни.
Он и старался, между прочими делами всячески превознося отличные качества своих «шуваловских единорогов».
В бумагах на «высочайшее имя», в докладах Военной конференции, даже в распоряжениях по войскам Шувалов всячески превозносил их достоинства, указывая, что «единороги» в пять раз превосходят по результативности огня обычные двенадцатифунтовые пушки и двухпудовые мортиры.
«Единорог», — писал он в «Ордере» от 17 февраля 1758 года генерал–майору Бороздину, — на десять пудов легче шестифунтовой пушки, а сильнее ее в восемь раз и заряжается так же быстро, как и шестифунтовая пушка».
Сравнивая «единорог» с полупудовой ординарной гаубицей, Шувалов приводил пример, что, когда произвели стрельбу картечью по щитам, находящимся на расстоянии 100 сажен, то в щитах обнаружили 281 пулю, выпущенную «единорогом», и всего лишь 15 пуль, выпущенных из гаубиц. А что касается дальности огня, то гаубица могла послать бомбу на версту, а «единорог» — на две версты с половиною.
Миша видел и эти стрельбы, и эти щиты, и если бы его спросили: «Правда ли все, о чем пишет его сиятельство?», то не задумываясь подтвердил бы хотя б и под клятвою: «Правда, истинный бог, правда».
Однако то, что знал кадет Кутузов и многие иные его товарищи, хотя и было правдою, да только не самою главной: «единорог» и стрелял отменно, и заряжался быстро, и весил мало, да только изобрел его не Петр Иванович Шувалов, а скромный артиллерийский капитан — Михаил Васильевич Данилов…
Михаила Васильевича Данилова Миша впервые увидел, когда возвращался с отцом после гигантского фейерверка, что был учинен в честь рождения наследника престола Павла Петровича.
Потом видел он Данилова в Арсенале, в артиллерийской лаборатории, куда несколько раз водили кадетов на занятия. Приходя из школы домой, Миша всегда рассказывал отцу о разного рода происшествиях и о новых людях, с коими довелось ему встретиться либо познакомиться. Рассказал он и о Данилове, проводившем с ними занятия и демонстрировавшем кадетам разные гранаты и бомбы.
Ларион Матвеевич знал Данилова, как и многих иных офицеров, и рассказал Мише о его жизни и службе. (И вообще отец считал, что знание биографий сослуживцев, и особенно начальников — нынешних ли, последующих ли, — весьма полезно для будущего офицера.)
Ларион Матвеевич рассказал сыну, что Данилов учился в Московской артиллерийской школе и, кажется, поздно окончил ее, потому что поступил туда лет пятнадцати, когда иные, окончив, уже выходили в службу. |