Изменить размер шрифта - +
Это был один из худших дней в его жизни. Больно, когда надежды, пусть и казавшиеся несбыточными, рушатся на твоих глазах. Так, наверное, чувствовал себя Деникин, уплывая из Крыма в эмиграцию. Или Каледин, приставляя пистолет к виску.

Вернувшись в Петроград, домой, Великий князь все продолжал выглядеть чернее грозовой тучи в первый майский день. Даки постоянно спрашивала, что же произошло, однако Кирилл не хотел и не мог ответить. Во всяком случае, не в тот день. Как сказать любимой жене: "Дорогая, император, уповая на волю Господа Бога, не решился остановить гибель страны?". К тому же так и подмывало добавить пару далеко не ласковых слов.

Но где- то к утру нового дня тучи начали расходиться: Кирилл снова взял себя в руки. И решил, что пора приступать к исполнению второго плана. Долгого, кровавого, но верного. Сперва -уже ставшее привычным письмо. На этот раз ему предстояло идти не так долго: в Балтийский флот, Алексею Михайловичу Щастному. В тот момент он был всего лишь командиром эскадренного миноносца "Пограничник", но в дальнейшем Шастному отводилась довольно-таки весомая роль. Скажем, именно он выведет в тысяча девятьсот восемнадцатом году Балтийский флот к Кронштадту, спасая от уничтожения или пленения. А потом корабли сдадут в утиль, а самого Щастного расстреляют. Конечно же, за измену Родине. Интересно только, в чем же была измена? В спасении достояния уже Советской республики? Или в том, что врагу не сдался? Или в том, что просто - офицер? Но это уже совсем другая история. К тому же у Кирилла было такое состояние, что лишнее воспоминание о подлостях, совершенных в истории, могло стать опасным. Вдруг бы и правда такими темпами потянуло к водке? Или к такому прохладному, спокойному "товарищу Маузеру?".

Нет, шальные мысли, прочь! Нельзя предаваться унынию, когда такое дело предстоит. У Сизова иногда опускались руки, когда цель, до исполнения которой всего мгновенье назад было рукой подать, становилась недосягаемой. Особенно депрессии обострялись от чувства того, что приходится скрывать свои убеждения, везде и всюду.

Кирилл встряхнул головой, прогоняя совершенно лишние в такие моменты думы. Предстояло решить весьма важную проблему: как дать понять Львову и другим министрам еще не существующего Временного правительства, что Великий князь полностью поддерживает их политику?

Только будущий министр-председатель мог помочь Сизову-Романову воплотить его планы в жизнь. Рискованно, конечно, было искать его помощи. Кирилл сомневался, что после Февральской революции даже самое страстное желание помочь "Прогрессивному блоку" и Временному комитету не позволит члену рухнувшего царского дома занять мало-мальски серьезное положение в правительстве. Разве что придется действовать подлостью и двуличием. Что ж, Сизов вполне на это готов…

Николай II самозабвенно играл в домино. Он не обращал внимания на окружающий мир. Разве только изредка поглядывал на вздыхающего, сидящего в кресле Воейкова.

- Ваше Императорское Величество, разрешите обратиться! -внезапно перешел на воинское обращение флигель-адъютант.

Император очень удивился, перевел взгляд на Воейкова, вздохнул и одобрительно кивнул. Похоже, вскоре самодержцу предстояло услышать что-то о политике. И скорее всего, в не самых красивых выражениях. Скорее, красноречивых.

- Я считаю, что Великий князь, говорил, пускай и не во всем, очень умные вещи…

- Не продолжай. Я знаю, что Кирилл был прав. Однако не могу я пойти сейчас на какие-либо страшные шаги. Французское правительство давно требует конституционных преобразований как плату за наши долги. Думцы говорят о правительстве доверия. Народ имеет некоторые проблемы с продовольствием. Я понимаю, что слишком опасно ничего не менять сейчас. Но война…Я не могу поступить, имея даже тень сомнения в полном спокойствии народа в ответ на мои действия. Армия поднимется, начнет роптать. И это при угрозе ежедневного нападения врага.

Быстрый переход