— Хорошо. Лекции вам читать у меня ни права нет, ни времени — сейчас делегация подтянется, важные переговоры, так что уж простите. Вот вам короткий емкий совет: доложите начальству, скажите, что Жарков указал на опасность нарушения конвенции. Если начальство тоже не в курсе, пусть обратится по инстанции, под кем вы там — Аксючицем, нет, Тракеевым, скорее, так? И вот он пусть все вам объяснит — ну или без объяснений приказ даст, не знаю уж, Леонид Александрович, как у вас в Лесу принято.
— Не понял, — сказал Соболев, холодея.
— Это нормально, — спокойно сообщил Жарков, вставая, — у вас начальник есть, непосредственный? Вот его и спросите. Все, время. Всего хорошего.
Соболев еще пару секунд посидел перед человеком, который видел законспирированные ФИО сквозь документы прикрытия и небрежно швырялся фамилиями замначей СВР, произнесение которых вслух было полновесным уголовным преступлением. Посидел, встал, кивнул и пошел.
От великой задумчивости он едва не забыл пальто, уже на лестнице пожалел, что вспомнил — иногда такие обоснованные возвращения оказываются полезными. Впрочем, Соболев понимал, что в оглоушенном состоянии много пользы из деталей не извлечь. С уже свалившимися данными сладить бы.
Он попытался прийти в себя в вестибюле, неторопливо и тщательно одеваясь, хотел было отдать пропуск старательно смотревшей мимо охране, потом мстительно подумал, что фиг. У кого взял, тому и верну. А то ведь не выпустит еще, сообразил Соболев запоздало, хихикнул и снова сорвался в вычисления: откуда, зачем и что это значит.
Так увлекся, что чуть не проскочил будку охранника насквозь — ткнувшийся в бедро турникет остановил. В будке было пусто и тихо, за отсвечивающим стеклом криво стояла светлая щель — видимо, там была подсобка. Кто-то трепался по-английски — негромко и вдали, на грани слышимости — вроде про то, что еще три дня пробудет в Канаде. Говор американский, откровенно восточный: Новая Англия — Мэн или Массачусетс, но не Нью-Йорк.
Охранник практикуется, мрачно подумал Соболев и рявкнул по-английски:
— Есть кто дома?
Из щели вывалился непонятный шум, а следом — давешний дебил, старательно подтягивающий штаны.
Ага, подумал Соболев, но переключаться было лень, и он продолжил по-бостонски:
— Сэр, могу ли я покинуть наконец сию гостеприимную обитель?
Дебил зыркнул из-под низкого козырька и спросил по-уральски:
— Выйти, что ли?
— Ayup, — с наслаждением подтвердил Соболев. Ему чего-то стало смешно.
Дебил протянул руку.
Соболев хотел было хлопнуть ладонью о ладонь по-рэперски, но решил, что это уже перебор. Он вложил пропуск в не по сезону загорелую кисть, кивнул и вышел сквозь пыхнувший зеленым огоньком турникет.
За калиткой было ветрено и казалось сильно холодней, чем во дворе. Особенно холодно было закутанному мужику в ярком пуховике, который вертелся у ворот, вдувая в телефон клубы пара и длинные английские фразы. Натурально бостонские.
Вот это пронизывающий эффект у чувака — сквозь две стены слышно, уважительно подумал Соболев, машинально соображая, чего янки так орет про ржавчину. А, это ж имя такое — Расти.
Амер прервался, сунул телефон в карман, повертел головой, отыскивая провожатого. Тот деликатно стоял поодаль в коротком пальто и вязаной шапке — как Соболев, в общем. «Сосед» как минимум.
Они внимательно оглядели друг друга, пока амер, путаясь в ногах и словах, которые считал русскими, пытался пройти в калитку, не сбив Соболева. Не врал Жарков про встречу — этого янки и ждал.
В голове у Соболева мгновенно возникли три блестящих плана вербовки или просто контакта с американцем, который, раз уж приперся в ОМГ, знал всякое про оборонное машиностроение США и мог — чисто теоретически — частью знаний поделиться. |