Хозяйка, стоявшая у печи, тихо ахнула, укоризненно закачала головой. Никита, польщенный произведенным впечатлением, продолжал:

— Да и не один Турчанинов таков. Супротив нынешней государыни Катерины столь же злой умысел имели Хрущов Петр да Гурьев Семен. И все теперь у нас, все в Большерецке. Да, окромя их, сколько других злодеев — всех и не перечесть!

Хозяин, до того молчавший, впервые за весь разговор тоже вставил слово:

— Бают, тому недели с три, как пришел корабль в Большерецк, и на нем еще каторжных невесть сколько, только будто все больше немцы.

— Знамо дело, и это нам тоже известно, — отозвался Никита. Он уже слышал об этом, когда останавливался в доме Ваниного отца, и был доволен, что хозяин не сказал ничего такого, что застало бы его врасплох и было бы для него секретом. — На службе у государыни все нам известно, — с гордостью добавил Никита и, поблагодарив хозяев, встал из-за стола.

Ваня спустился с печи, умылся и, перекрестившись, сел за стол. Сидел он чинно, молчал и все больше слушал рассказ Никиты о других ссыльных. Выходило, что служба в Большерецке трудная да опасная. Ссыльные все злодеи, один страшнее другого, и, если бы не солдаты да казаки, кто знает, чего не натворили бы засланные сюда царицей тати и душегубы.

«Напрасно, однако, поехал я в Большерецк, — подумал Ваня. — Жить бы мне лучше у тяти с мамкой». Но отступать было поздно: Большерецк был уже не за горами.

Острог стоял на берегу реки Большой и потому назывался Большерецким. Расположился он в тридцати верстах от Пенжинского моря, в которое и впадала река Большая.

Это было небольшое поселение, насчитывавшее с полсотни домов, два десятка лавок да четыре магазеи. Беспорядочно разбросанные домишки, приземистые и грязные, нестройной гурьбой сбегали к реке. Только возле невысокой деревянной церкви Успения Богородицы они стояли довольно правильным четырехугольником, оставляя свободной небольшую площадь. Возле церкви находился дом попа Василия Ложкова — такая же деревянная изба, как и другие, только чуть побольше; рядом с поповской избой размещались просторные амбары-магазеи, сложенные из толстых бревен лиственницы. В магазеях хранились съестные припасы, пушнина и порох. Сбоку амбаров прилепилась изба магазейного казака Никиты Черных.

С двух других сторон площади стояли просторный комендантский дом, низкая бревенчатая канцелярия, которую по старинке называли воеводской избой, и чуть поодаль — совсем уже вросшая в землю черная, прокопченная баня, при случае использовавшаяся и как «съезжая»: для временного содержания на хлебе и воде провинившихся в чем-либо жителей.

Население Большерецка состояло в основном из солдат и казаков — было их человек семьдесят, небольшого числа туземных людей — коренных камчатских жителей, нескольких канцеляристов, священника да трех десятков ссыльных. Время от времени появлялись в Большерецке промысловые артели из Охотска или каких иных мест да наезжавшие из тайги и тундры охотники-камчадалы с пушниной. Жители острога, как и всюду на Камчатке, занимались охотой, рыбной ловлей, промышляли анибу — серую кольчатую нерпу, моржа, вели помаленьку торговлишку с туземцами.

Скудная, бесплодная земля, мерзлая и каменистая, долгая зима и частые заморозки, случавшиеся иногда даже летом, не позволяли большерецким жителям заниматься ни хлебопашеством, ни огородничеством. Поэтому торговля и промыслы были единственным занятием обитателей этого села, по казенным ведомствам и картам значившегося городом.

Ссыльные, составлявшие в Большерецком остроге значительную часть населения, занимались тем же, чем и коренные жители.