Трое душегубцев остановились как вкопанные, и Прутик снова почувствовал землю под ногами.
— Завтрак окончен, — пояснила Крепышка, когда душегубцы, все еще смеясь и распевая песню, поднялись из-за столов, чтобы вернуться к работе. — Не хочешь ли пройтись? — спросила она Прутика. Мальчик улыбнулся и потупил глаза:
— Я не привык разгуливать так поздно.
— Но еще только полночь! — удивился Хрящик. — Кто же спит в такое время!
Прутик снова улыбнулся.
— Но я был на ногах весь день! — объяснил он. Крепышка повернулась к брату:
— Если Прутик хочет спать…
— Нет, нет, — решительно возразил Прутик. — Пойдем прогуляемся.
Сначала ему показали загончики для ежеобразов. Прутик постоял у низких ограждений, любуясь косматыми животными с закрученными рогами и печальными глазами. Они сонно жевали жвачку. Прутик перегнулся через загородку и погладил одного зверька по спине. Но не тут-то было. Ежеобраз злобно мотнул головой и ударил мальчика рогом по руке. Прутик испуганно отскочил.
— Они только с виду такие тихие да безобидные, — пояснила Крепышка. — Ежеобразы непредсказуемы — это у них в крови. Никогда не поворачивайся к ним спиной — могут напасть сзади.
— И еще они неповоротливые, могут ногу отдавить. Вот почему мы все носим сапоги на толстой подошве, — добавил Хрящик.
— У нас есть поговорка: «Улыбка ежеобраза подобна ветру». Никогда ведь не знаешь, когда ветер переменится, — сказала Крепышка.
— Но мясо у них зато очень вкусное! — заключил Хрящик.
Потом Прутика повели в коптильню. Там Прутик увидел туши тильдеров, висевшие длинными рядами на крюках. Из огромной печи, которую топили краснодубом, шел густой багровый дым, который придавал ветчине из тильдятины такой характерный дух и цвет. Именно этот дым и окрашивал багрянцем кожу душегубцев.
При обработке всякая часть туши шла в дело. Кости высушивали и использовали как топливо, жир шел на приготовление пищи, его также жгли в масляных лампах и делали из него свечи, им смазывали шестерни на валах, из грубой шерсти плели канаты, а из рогов вырезали всякие разности, от ножей и вилок до буфетных ручек. Но самой ценной у тильдера была кожа.
— А вот здесь выделывают шкуры, — сказал Хрящик.
Прутик наблюдал, как меднолицые мужчины и женщины колотили по шкурам большими круглыми камнями.
— Я уже слышал этот звук, — сказал он. — Когда ветер дул с северо-запада.
— От этого кожа становится мягче, — объяснила Крепышка. — Ее легче обрабатывать.
— А это — красильные чаны, — показал Хрящик, когда они прошли дальше. — Мы берем для краски самую тонкую кору свинцового дерева, — с гордостью пояснил он.
Прутик наклонился над чаном и понюхал пар, поднимавшийся оттуда. Это был тот самый запах, который он ощутил, пролетая над деревней.
— Вот почему кожа, которую мы выделываем, нравится всем, — произнесла Крепышка.
— Самая лучшая в Дремучих Лесах, — добавил Хрящик. — Ее берут даже небесные пираты.
Прутик обернулся:
— А вы торгуете с небесными пиратами?
— Наши лучшие покупатели, — объяснила Крепышка. — Они нечасто заезжают, но уж когда появляются, то скупают все, что у нас есть.
Прутик кивнул, но мысли его витали далеко. Он еще раз представил себе, как он стоит на носу пиратского корабля: луна сияет над ним, ветер ерошит его волосы, а он плывет по небу на раздутых парусах. |