В ужасе Прутик смотрел на это зрелище. Должно быть, толстолап спятил от боли. Мальчик тихо поднялся, желая ускользнуть, пока взбесившееся животное не нападет на него.

Но было поздно. Прутик попался толстолапу на глаза. Зверь развернулся, отбросив в сторону вырванное с корнем молодое деревце.

— Вуух! — заревел он и бросился наперерез, сверкая глазами и оскалив клыки.

— Нет! — прошептал Прутик в испуге.

Не успел мальчик и глазом моргнуть, как толстолап навалился на него. Огромные лапищи обхватили его, и Прутик был прижат к широкой шерстяной груди, пахнувшей затхлым мхом.

Так они и застыли на мгновение, озаренные рассеянным светом вечернего солнца: мальчик и толстолап, горячо обнимавший своего спасителя.

— Вух-вух, — наконец произнес толстолап, освободив мальчика от своих пылких объятий. Открыв пасть, зверь указал лапой на то место, где раньше был больной зуб, и вопросительно почесал голову.

— Все ясно, — понял Прутик. — Он здесь, у меня, — ответил мальчик, протягивая зуб, лежащий на раскрытой ладони.

С осторожностью, удивительной для такого огромного животного, Толстолап взял зуб и вытер его о свою шерсть. Затем зверь повернул зуб к свету, чтобы Прутик увидел огромную сквозную дырку в нем.

— Вух-вух, — произнес зверь и, прикоснувшись к амулетам, висевшим на шее у мальчика, возвратил ему свой зуб.

— Ты хочешь, чтобы я надел его на шею? — спросил Прутик.

— Вух, — согласился толстолап. — Вух-вух.

— На счастье, — продолжил Прутик.

Толстолап кивнул. И когда Прутик нацепил дырявый зуб на ремешок, где уже висели обереги, подаренные Спельдой, толстолап удовлетворенно кивнул еще раз.

Прутик улыбнулся.

— Ну, как ты себя чувствуешь? Получше? — спросил он.

Толстолап торжественно склонил голову. Затем он прикоснулся к груди и протянул лапу.

— Ты спрашиваешь, можешь ли что-нибудь сделать для меня? — предположил Прутик. — Можешь, и немало! Я просто умираю от голода! — воскликнул он. — Я хочу есть! Есть хочу! — добавил он, похлопав себя по животу.

Толстолап озадаченно взглянул на него.

— Вух! — рыкнул он, описав лапой широкую дугу.

— Но я не знаю, что здесь можно есть, а что нельзя, — объяснил Прутик. — Съедобное? Несъедобное? — стал спрашивать он, указывая на различные деревья.

Толстолап, поманив мальчика за собой, подвел его к высокому дереву с куполообразной зеленой кроной, на котором висели ярко-красные плоды, да такие спелые, что с них капал густой сок. Прутик жадно облизал губы.

Толстолап достал один из плодов, и протянул его мальчику.

— Вух, — настойчиво пропыхтел он, погладив себя по брюху. Это, без сомнения, означало, что фрукты хорошие, годятся в пищу.

Прутик взял плод из лап толстолапа. Хорошие фрукты? Не то слово! Плод был просто восхитительным! Просто объеденье! Сладкий, сочный, отдаленно по вкусу напоминающий имбирь. Съев его, мальчик повернулся к толстолапу и снова похлопал себя по животу.

— Еще хочу! — сказал он.

— Вух, — осклабился толстолап.

Забавная это была парочка: мохнатая гора и худой как палка мальчишка.

Прутика занимал вопрос: а почему толстолап не бросит его? Он большой и сильный, знает все тайны Дремучих Лесов, и Прутик совершенно не нужен ему.

Но, может быть, он тоже чувствовал себя одиноким? А может, он был благодарен Прутику за то, что тот вытащил больной зуб? А может, толстолап просто полюбил его?

Конечно же, и ему тоже нравился толстолап — нравился больше всех, кого он повстречал в своей жизни.