Он был сродни индивидуалистам, будучи всегда чисто выбритым, хотя это было потому, что в возрасте двадцати двух лет он все еще не сумел вырастить на лице урожай растительности так, чтобы оно не выглядело ржаным полем, где полно кузнечиков. (Эге, неплохая идея для карикатуры.) В других отношениях его внешность была обыкновенной: среднего роста, довольно приземистый, однако проворней остальных, веснушчатое лицо, вздернутый нос, большие зеленые глаза.
Вернувшись, он нашел Сандалфона и Уранию сидящими за грубо сколоченным из досок столом на кухне. Палочка фимиама курилась около чайника и трех чашек. Снаружи к трубным звукам раковины присоединился гонг. Скип удивился, как могли спать дети, а потом решил, что они, должно быть, привыкли к монотонным песнопениям в такое неподходящее время. Урания прижала палец к губам и жестом пригласила его сесть. Сандалфон начертил крест в воздухе, она потупила взор в чашку. Чай пился с неспешной церемонностью. Он был горячий, терпкий, слегка дурманящий голову. «Наверное, чайник в чайнике», — подумал Скип.
Когда они закончили, Урания остановилась, направляясь к выходу, и надела на плечи своего гостя ожерелье из ракушек разной формы. Без сомненья, каждая что-то обозначала. Вначале его удивляла утонченность ритуалов и символов в Уи. Поселению было всего только десять лет. Следовательно, исходные проповеди того, что впоследствии должно было стать теологией, имели историю длиной всего в три десятилетия. Скоро он понял, что большинство из них было взято из древних традиций. «Наше понимание действительности в значительной степени — продукт нашего собственного ума, — писал Джосвик. — Таким образом, все, что можно вообразить себе, вмещает истину, частично и в беспорядке, и это знамение среди рада других указывает на космическое единство, которое мы называем Богом. Через осмысление всех этих аспектов: естественных и необычных религий, мифологии, науки, философии и искусства — мы можем приобретать опыт, мы открываем свое бытие и можем в конце надеяться на прямое постижение Божественного».
Умеренностью, тяжелым трудом и бесконечными благочестивыми ритуалами Уи, следовательно, сочетало состояния экстаза и случайных оргастических церемоний. Оторванное от современного мира, оно тем не менее культивировало современное не гидропонное выращивание растений, полученных недавно с помощью генной инженерии, оно развивало ремесла, продавая произведенные товары по высокой цене в магазинах больших городов, и немногие из его поселенцев, казалось, не проявляли никаких эмоций относительно того, что предпочтут для своих занятий чужаки.
Милая компания, подумал Скип. Слишком недоступная для меня. Я не стану тут задерживаться надолго, особенно если не получу благосклонности от женского пола. Но все равно, я рад, что сюда приехал.
Урания взяла его за руку. Его пульс участился. Он был немножко влюблен в нее. Конечно, он почти все время был в кого-нибудь немного влюблен.
Они поднялись по единственной немощеной улице. Необожженный кирпич выделялся темным пятном на фоне все еще черного неба, такого дикого, с хрустальными звездами и Млечным Путем. В дальнем конце улицы вожаки собирали свои группы у костров. Фонари качались и отбрасывали тени, высвечивая флаги, четки, костюмы, лица, выражающие восхищение, почти тысячу взрослых и детей старшего возраста. Их шаги гулко отдавались в темноте, от их дыхания поднимался белый пар в хрустящем морозе.
Сандалфон ушел, чтобы присоединиться к тем, символом культовой ложи которых был Иисус. Урания повела Скипа к трем танцорам в перьях и масках во главе приверженцев Духа. Их тамтамы стали невнятно и глухо стучать. По пути он увидел людей в разнообразных одеждах, которые обрели своего Бога в Брахме, Амиде Бутсу, Змее, Оракуле. Флейты, лиры, Григорианские песнопения слились в единую музыку, которая почему-то составляла гармоничное целое. Фонари потушили. Семью колоннами, последняя — для кандидатов, поселяне медленно двинулись по тропе к Мысу Нейсона. |