В придорожном трактире все разговоры были о начавшейся войне в Чечне, это стало заметно с утра, когда поток машин навстречу усилился вдвое-втрое, они шли сплошной полосой. Тоглар, до того как они молча помянули Леху, достал карту Грозного и стал внимательно ее рассматривать: им предстояло пересечь чеченскую столицу и двигаться в глубь республики, к горам. Ушли они из гостеприимного трактира затемно, засиживаться дольше было неудобно. Провожал их сам хозяин, просил остаться на ночь, но видя непреклонность гостей, пожелал им удачи и сказал, что обязательно будет ждать их на обратном пути и зажарит им такого поросенка, которого они никогда не едали. На том они и распрощались. Уезжая, Тоглар попросил завернуть свежего мяса, килограммов десять, но разрезать на семь-восемь частей. Сперва подельщики не поняли зачем, но быстро среагировали: в усадьбе спущенные с цепи гуляли ночью три огромных волкодава — гостинец предназначался им.

На блокпост российских войск у въезда в Грозный подъехали за полчаса до полуночи. Документы у них проверяли основательно, пришлось показывать секретное командировочное предписание, залезли даже в салон "уазика". Майор на вахте предлагал Тоглару дождаться утра, в городе шел жестокий бой, чеченцы, не оказывая сопротивления, пропустили танковую колонну в город, а затем, подбив в каждом квартале головные машины, заперли их, лишили маневра — ни вперед, ни назад, — и методично, в упор, расстреливали беспомощных танкистов противотанковыми гранатами, жгли "шмелями" — новейшим российским оружием, оставленным предателями и казнокрадами из Москвы. Да и саму танковую операцию в условиях города можно было считать подарком чеченцам, но страна вряд ли когда узнает имя генерала, отправившего на верную смерть сотни молодых танкистов. Однако Тоглар объяснил, что он на ночь только и рассчитывает, а к утру, до конца смены майора, уже должен возвратиться с секретным грузом, как ему и приказано. Тогда майор, взяв карту Тоглара, пометил красным карандашом, как им безопаснее проскочить Грозный, — маршрут проходил по окраинам, почти по тем же улицам, что наметил в трактире он сам.

В Грозном чеченцы пытались остановить их дважды, и всякий раз Тоглар, притормаживая издали, словно намеревался выполнить приказ, в последний момент, когда патруль сходил на обочину, готовый к проверке, резко давил на газ и рвал вперед — форсированный мотор позволял такие штучки. Запоздалые выстрелы по скатам и в заднюю бронированную дверь не могли причинить машине вреда. В Грозном они по-настоящему ощутили, что такое война, фронтовой город. Горел, освещая ярким пламенем северные окраины города, нефтеперерабатывающий комбинат, в центре слышались взрывы, автоматные очереди, тяжелые залпы танковых орудий, обреченные танкисты отбивались в горящих машинах. А в небо, словно в праздник, ежеминутно взлетали сотни осветительных ракет, падая, они театрально высвечивали снегопад, но ими в эту ночь вряд ли кто любовался.

После обильного застолья и отдыха в гостеприимном и радушном армянском трактире у дороги за руль сел Тоглар, и ровно в половине второго ночи, проезжая какое-то село в предгорьях, в темном и безлюдном переулке сказал вдруг Картье, притормаживая:

— Вот мы и приехали, Картье.

Неделин, глянув вправо, увидел особняк за глухим кирпичным забором, где в правом крыле, несмотря на ночь, светились оба окна. Картье сразу представил узкий коридор, где на зиму висят связки лука, и дальше две комнаты, в одной из них и находится вход в подвал, — чертеж этот они знали наизусть и могли пройти в тайник, кажется, в темноте.

Картье хотел открыть задвижку и предупредить Самурая, что приехали, но Тоглар удержал его:

— Не спеши, не время.