— Клара, Клара, откуда он все это знает? — забеспокоилась Франкина.

Мужчина без тени иронии:

— О, я многое знаю.

КЛАРА: Ерунда! Просто вы случайно угадали.

ОН: Угадал? Хотите новых доказательств?

КЛАРА (в нерешительности): Ну, что ж, послушаем ваши побасенки.

ОН: Отлично. У вас, синьора, — слушайте меня хорошенько, — есть родинка, малюсенькая родинка… гм… гм… а где — я не решаюсь сказать.

КЛАРА (поспешно): Вы этого не можете знать.

ОН: Прав я или нет?

КЛАРА: Вы не можете этого знать.

— Так это или не так?

— Честное слово, ее никто не видел, клянусь, никто, кроме мамы.

— Значит, я сказал правду.

В голосе Клары послышались слезы:

— Ее никто не видел, гадко так зло шутить!

ОН (миролюбиво): Да я же не утверждаю, что видел ее, вашу маленькую родинку, я лишь говорил, что она у вас есть.

Вмешался чей-то грубый мужской голос:

— Хватит паясничать, шут гороховый!

Незнакомец мгновенно отрезал:

— Осторожнее на поворотах, Джордже Маркоцци, сын Энрико, тридцати двух лет, проживающий на улице Кьябрера, семь, рост метр семьдесят, женат, два дня назад заболел ангиной и, несмотря на это, курит и сейчас отечественную сигарету. Хватит с вас? Ошибок нет?

Маркоцци, сразу присмирев:

— Но кто вы такой? По… позвольте… я… я…

НЕЗНАКОМЕЦ: Не обижайтесь. Давайте лучше развлекаться. Это и к вам относится, Клара. Ведь так редко удается побыть в такой веселой компании.

Больше никто не осмелился его перебить или высмеять. Всеми овладело безотчетное чувство страха, словно в телефонную сеть проник таинственный дух. Кто он? Волшебник? Сверхъестественное существо, занявшее место бастующих телефонисток? Сам дьявол?

Злой дух? Но голос звучал совсем не демонически, а мягко, ласково:

— Что вы приумолкли, друзья? Кого испугались? Хотите, я вам спою чудесную песенку?

ГОЛОСА: Конечно, конечно!

ОН: Что же вам спеть?

ГОЛОСА: «Скалинателла»!

— Нет, нет, лучше «Самбу»!

— Нет, «Мулен-руж»!

— «Я потерял сон»!

— «Эль байон», «Эль байон»!

ОН: Ну, решайте скорее. А вам, Клара, какая песня больше всего по душе?

— О, мне страшно нравится «Уфемия».

Он запел. Возможно, это был самообман, но я в жизни не слышал столь красивого голоса. Этот голос был таким чистым, светлым, чарующим, что меня дрожь пробирала. Пока он пел, мы слушали, затаив дыхание. Потом сразу раздались аплодисменты, крики: «Великолепно! Браво, бис! Это бесподобно! Да вы же настоящий артист! Вам надо петь по радио; вы заработаете миллионы, поверьте моему слову. Спойте же еще что-нибудь!»

— Только при одном условии — вы все будете мне подпевать.

Это был странный хор. В разных концах города, далеко друг от друга, связанные лишь тоненькой нитью проводов, совершенно незнакомые люди, кто лежа в кровати, кто стоя в прихожей, кто устроившись на стуле, волнуясь, сжимали телефонную трубку. Никто не пытался, как было в самом начале, глупо шутить, поддеть друг друга, отпустить вульгарную остроту. Благодаря таинственному незнакомцу, не пожелавшему назвать ни свое имя, ни возраст, ни тем более адрес, пятнадцать человек, никогда не видевшие друг друга и ни разу в жизни не встречавшиеся, почувствовали себя друзьями.

Каждый воображал, что беседует с необыкновенно красивыми молодыми женщинами, а тем хотелось верить, что их собеседник — интересный, богатый мужчина с бурным, романтическим прошлым.