Последнее я с трудом уже вытолкнула из себя и со звериной яростью посмотрела на парня, только эта ярость сейчас спасала от истерики и слез, которые, не слушая моих неистовых протестов, потекли по щекам полноводными ручьями. Позади меня раздалось гневное шипение брюнета, с которым мы станцевали боевой танец:

- Знаешь, Никита, иногда мне кажется, что ты уже взрослый, но вот сейчас я вижу, что из ползунков-то ты еще не вырос. Да еще и круглый идиот.

Виноватые глаза обоих братьев таращились на меня с отчаяньем и мольбой о прощении, о чем они незамедлительно и попросили:

- Сири, прости ты меня дурака, а? По дурости спросил, не подумал!

Зато Шрам задал закономерный вопрос:

- Прости, родная, но я не слышал, чтобы где-то в этих местах такое массовое побоище случилось, ты не подскажешь, где это случилось и с кем?

Меня уже трясло от еле сдерживаемых слез и боли, поэтому, обернувшись к нему, прохрипела:

- Я знаю, что ты подумаешь сейчас, но я отвечу тебе. Это произошло не здесь, и не эти солнце и луна были тому свидетелями. И поверь, что лично для меня было бы гораздо легче потерять хотя бы на время рассудок, но я не имею на это ни права, ни возможностей. Хранителей для этого специально готовят, но мы все же живые и тоже чувствуем, как и вы. Я замолчала и обошла застывшего Шрама и, опустив голову, пошла вперед, все еще пытаясь судорожно восстановить разрушенную плотину. Через пару шагов я уткнулась головой в чью-то грудь и, инстинктивно подняв голову, окунулась в сумерки глаз Глеба. Он пристально разглядывал мое мокрое от слез лицо, потом молча прижал к себе. Я услышала, как мимо нас прошли мужчины, оставив нас наедине, его рука мягко погладила меня по голове, плавно скользя по платку. Потом по спине и вот то, что не сделала чужая жестокость или глупость, доделала мягкость, нежность и сочувствие. Я разрыдалась, с чувством выплескивая все, что скопилось у меня внутри за эти дни. Боль, страх, отчаянье и одиночество. Двумя руками схватившись за грудки, практически повисла на нем, все теснее прижимаясь к его груди. И только в конце своих слез, я подумала, что ему, наверное, было странно и непривычно слышать тоскливый волчий вой из уст молодой красивой девушки. Когда я успокоилась, то почувствовала себя абсолютно опустошенной, словно из меня выкачали весь воздух и силы, если бы не Глеб, я бы, наверное, упала там, где стояла. Скорее всего, он это почувствовал, потому что, подхватив меня под колени, поднял на руки и быстрым шагом пошел дальше. Я все также держала переднюю часть его куртки, боясь выпустить ее из рук, словно это то, что держит меня на этой земле, и, прижимаясь к его груди, тихо всхлипывала, делая судорожные вздохи. Лежа у него на руках, я впервые за последнее время почувствовала себя в безопасности, и чувство облегчения и покоя затопило все мое существо. Жаль, я не могу находиться в этих руках вечно.

Мы прошли еще столько же, сколько до моего взрыва, и меня так и не выпустили из рук. Когда мы догнали остальных мужчин, никто не сказал и слова, все, мельком бросив сочувствующий взгляд, продолжали идти дальше. Наш путь закончился неожиданно для меня, вот только мы шли, петляя между деревьями, а через мгновение - большая поляна, на краю которой стоит огромный покосившийся от времени и старости амбар с отломанными воротами и проломленной кое-где крышей. Нас встречали, быстро пробежавшись по ним глазами и подсчитав, еще восемь мужчин. Значит, их группа состоит из пятнадцати членов и, как я заметила при ближайшем рассмотрении, все как один хищники! Судя по всему, их тщательно отбирали и подбирали друг к другу, чтобы вот такие опасные, сильные, слишком своевольные личности могли работать вместе.