Ловит такси. Едем. Едем, едем. Куда едем?…

– Уже близко, – говорит этот, тоже Боря, Боря-врач. Он с моим Борей-курсантом сзади, а меня спереди посадили.

Приезжаем. Уже полпервого. Буераки, сугробы, степь, метель, лес. Край света! И какая-то двухэтажная стекляшка, огни уже гасит. Ресторан, значит, «Казбек». В ночи кромешной.

Стучим, колотим, кричим – открывают:

– К Юре! Юра ждет!

Идем через пустой темный зал в буфетный закуток. Буфетчику Юре лет сорок, и зачес на лбу. Рассыпается он мелким бесом и предлагает выпить чего угодно. Боря-курсант спросил рюмочку коньячку и получил фужер. А я сдуру захотел десертной «Улыбки» – и тоже налил фужер сверху на коктейли и водку.

В зале, с краю, подождали мы его за столиком, выпили по второму фужеру. Время – уже незаметно летит. Юра выходит – с двумя огромными корзинами, покрытыми салфетками. Продукты и алкоголь крадет, значит.

Сели в какую-то машину, и поехали уже вообще не знаю куда – ну вообще на край света.

Там дом стоит на краю микрорайона, а дальше – снежная ночная пустыня.

Заходим. Квартирка однокомнатная, паркет, хрусталь, полированная мебель, люстра. И обратил я еще внимание, что в углу в комнате трюмо, и масса кремов на нем, а Юра (буфетчик) говорил, что неженат и живет один. Но – пьяный человек ведь не отдает себе отчета в том, что видит. Ну, трюмо и трюмо.

Боря-врач с моим Борей-курсантом стали в комнате книги смотреть. А я по своей привычке пошел помогать хозяину – готовить еду на кухне.

Кидает он на сковородки огромные стейки, вываливает в вазочки салаты; мне, между делом, наливает водочки и бутерброд намазывает – а водочка «Посольская», я о ней только слышал, а икорка на бутерброде черненькая. Во, думаю, капитально все же живут эти буфетчики! И ведь не «Метрополь» – какая-то паршивая стекляшка на окраине.

И тут этот буфетчик небрежно так, между делом, дружеским и светским тоном спрашивает:

– А Боря – ваш любовник?

Икорка моя прилипает к языку, а водочка в пищеводе думает, в какую сторону двигаться.

– Н-нет… – отвечаю.

– А что же? – любезно интересуется Юра-буфетчик, переворачивая шкворчащую картошечку-фри.

– А-а… просто так, – говорю я глупо.

И он наставительно так произносит, трогая меня за локоть по-свойски:

– Просто так, мой милый, ничего в жизни не бывает.

Тут-то я и протрезвел. Весь мой алкоголь в крови расщепился, комната стала устойчивой, предметы – четкими. И понял я, что мне хана.

Денег – ни копейки. Где я – не представляю. Время – два ночи. Выпито не столько много, сколько неграмотно: косой. И два явных педа в квартире. Словно пелена с глаз спала: вот их ласковые взгляды, и хлебосольство, и зазывания. Увяз коготок, береги, птичка, попку. О господи!… Да нет: до фига выпито и намешано!

Тут-то я хорошо понял несчастных девочек: неназойливо познакомились, дружески без значения угостили, заговорили, заинтересовали, закомплиментили, незаметно споили и привезли в запертую хату черт знает куда, и бежать некуда, и драть будут однозначно. И отговариваться нечем, и не девственница я, и месячных нет, и совершеннолетний давно, и не замужем, и сам пил-ел, и сам сюда ехал. Так чего теперь?!

Когда-то все пацаны играли в «ножички». А позже в гарнизоне майор, инструктор по рукопашному бою, учил нас, пацанов, от скуки, некоторым примочкам с ножами.