Сам Рынок представлял собой многоугольник, в центре которого шла широкая дорога — от входных ворот Рынка до входных ворот по направлению к анклаву. Посредине эта дорога образовывала некое подобие площади, на которой и находилась Комендатура.

Торговых рядов было много, а столпотворение напоминало Стамбульский рынок на старых гравюрах. И недолгий путь до Комендатуры занял порядочное количество времени. Несмотря на то, что все старались пропустить конвой, места было мало. «Вот так выглядит зона свободной торговли, — подумалось Сычу, — толкучка, неразбериха, хотя все усиленно создают видимость порядка…»

Наконец они вошли в оружейную Комендатуры. Последовала привычная процедура обеззараживания. Поднялись по левой лестнице — правая была для посторонних, и на ней двери в служебные помещения были закрыты. Бобр постучал в дверь.

— Старый конь борозды не испортит, — прозвучало из-за двери.

— Но и не вспашет, — ответил Бобр. — Открывай, спекулянтов на допрос привели.

Щёлкнули замки, дверь приоткрылась, чтобы впустить всех по одному. В Комендатуре не было каких-либо изысков и высоких технологий, только компьютер в кабинете коменданта, посредством которого велись все учётные операции Рынка. Сыча удивляла эта мода Смирнова допрашивать всех нарушителей лично, хотя, может быть, он делал это просто от скуки.

Комендант был, как всегда, хмур. Он имел весьма запоминающуюся внешность: густые чёрные волосы были зачесаны чёлкой вперёд, почти сразу начинались невероятных размеров брови — вначале отдельными волосками, а затем всё гуще. Лицом и формой черепа Смирнов напоминал гориллу — массивная квадратная челюсть, скошенный лоб и такие же массивные надбровные дуги. Голова была прочно укреплена на массивной бычьей шее.

Сычу всегда было любопытно, почему человек с русскими именем, отчеством и фамилией имел столь нерусскую внешность. Поговаривали, что дед и отец Смирнова женились на иранках, притом не на самых красивых, вот у внука и получилась такая физиономия.

— Кого привёл? — без церемоний прорычал Смирнов.

— Здравия желаю, товарищ полковник! — начал доклад Сыч. — Мною были задержаны трое следопытов, которые пытались купить алюминиевые магазины…

— Значит, из спецхрана воруют, а эти и рады покупать, гады! — констатировал Смирнов.

От тона коменданта следопытам стало не по себе.

— Но он же продавал, дорогой, мы покупали — это Рынок, какие к нам вопросы могут быть?

— Это мой Рынок! — Смирнов специально выделил голосом слово «мой». Сыч понял: собрался договариваться. Сейчас попросит выйти, и пропало дело. Это уже не в первый раз. Вот и стало больше бардака…

— А может, договоримся, дорогой? — произнёс Мурат столь же предсказуемую фразу.

— Ты что, предлагаешь мне взятку?! — лицо коменданта налилось кровью. Он грохнул кулаком по столу, затем сухо распорядился: — Конвой свободен, — и, обращаясь к Сычу, добавил: — И вы тоже.

Всё это напоминало Сычу гуманный способ рыбалки, о котором рассказывал батя. Гуманный и бестолковый — рыбу вначале ловят на удочку, а затем отпускают на волю. Только Смирнов не был бескорыстным рыбаком, он выпытывал у следопытов секреты, места расположения схронов и тайников.

Если следопыту было нечего предложить, его привлекали к ответственности, а если были дельные предложения — отпускали на волю. Или убивали при попытке к бегству, если информация была слишком ценной. Потом Смирнову каким-то образом удавалось организовывать экспедиции в районы тайников, разумеется, на сдельной основе.