Потом он вернулся. Напряженная подготовка большого сражения не оставляла ему времени на развлечения. Но когда дело было сделано, Мемор сразу же отправился к приглянувшейся ему девушке. И она решила: сейчас или никогда. Она растягивала его удовольствие, как никогда прежде. Каждый раз, когда он засовывал свою плоть ей в рот, желая ускорить наступление мига последнего содрогания, Фабиола замедляла свои движения и продолжала дразнить его языком и пальцами. Но она чувствовала, что дольше медлить уже нельзя.

— Господин…

Мемор удивленно и с нескрываемым недовольством открыл глаза.

— Что случилось?

— Ничего, господин. — Она крепко стиснула в руке его член, чтобы растянуть мгновение. — У тебя в школе не было бойца по имени Ромул? — И она вновь взяла его плоть в рот.

Ланиста непроизвольно охнул и переспросил:

— Как?

— Ромул. Господин, он мой родственник.

— Никчемный сын грязной шлюхи! — Мемор нажал ладонью ей на затылок, заставив опустить голову к своим чреслам.

В душе Фабиолы затеплилась надежда. И через несколько мгновений она вновь приостановилась.

— Он все еще у тебя в лудус?

— Гаденыш давно смылся, — бросил Мемор, сразу впав в раздражение. — Они на пару с моим лучшим гладиатором два года назад убили важного аристократа.

У Фабиолы заколотилось сердце.

— За этого галла целого состояния не жалко, — пробормотал Мемор.

На этот раз его слова остались без ответа.

Она снова принялась елозить губами вверх-вниз, и ланиста застонал. Тогда она задала еще один вопрос:

— Господин, а что с ними случилось?

— Поговаривали, что они сбежали в армию Красса. — Он резко приподнялся и схватил Фабиолу за волосы. Выражение его изуродованного шрамами лица могло напугать кого угодно. — Может, ты знаешь больше?

Фабиола широко раскрыла глаза.

— Господин, я его всегда терпеть не могла. Он был такой нахал, такой грубиян. — Опустив голову, она продолжила свое дело и теперь довела его до завершения. Мемор откинулся на ложе и громко засопел от удовольствия.

Надежда. В сердце Фабиолы вернулась надежда.

Глава XXIII

АРИАМН

Парфия, лето 53 г. до н. э.

Для солдат армии Красса следующее утро наступило слишком рано. Небо быстро просветлело и сделалось ярко-голубым, жара стремительно усиливалась. Предстоял очередной изнурительный переход. Красс поднялся до рассвета, его разбудил кошмар, в котором повторился тот злосчастный эпизод, когда он уронил бычье сердце. Он знал, что весть о случившемся разнеслась по легионам с быстротой лесного пожара; еще вчера тревога, охватившая его людей, чувствовалась прямо-таки на ощупь. Ее усиливала и другая весть: о том, как при выходе от Евфрата развернулся задом наперед орел шестого легиона. Похоже, все это подействовало и на старших офицеров. Только Публий и предводитель набатийцев сохраняли полное доверие к нему.

Зато Красс, движимый стремлением стать самым могущественным человеком в Риме и сокрушить Помпея и Цезаря, упрямо верил в свою победу. Потери вчерашнего дня были незначительными, да и не стоило тревожиться из-за нескольких сотен лучников. В конце концов, разве не он разгромил Спартака и его войско? Рабов там собралось больше восьмидесяти тысяч. А нынче против его испытанных в боях легионов пытаются встать жалкие несколько тысяч дикарей. Красс громко рассмеялся. Еще несколько коротких недель, и Селевкия падет, подтверждая его прозорливость. Его право быть вождем.

Желая побольше разузнать о богатствах парфян — которые скоро станут его богатствами, — Красс велел позвать к нему Ариамна.