Когда же решение было принято, Фабиола вдруг скривилась, словно от внезапной боли. Пожаловавшись, что у нее сильно схватило живот, она выбралась из бассейна и поспешила в свою комнату. Потом она несколько раз с громким топотом пробежала по коридору в уборную, предварительно удостоверившись, что ее заметят. Никто не мог бы усомниться в том, что Фабиола чем-то отравилась и сильно страдает. Немного выждав, она умело подкрасила лицо белилами и попросила одну из женщин сообщить Йовине, что этой ночью она не в состоянии работать.

Обычно время перед закатом было очень спокойным. Фабиола преклонила колени перед алтарем Юпитера и взмолилась, чтобы всемогущий бог сделал и этот вечер таким же. Ей было необходимо выскользнуть из публичного дома незамеченной. Только так ее план мог удаться. Все должны были знать, что она сидит больная в своей комнате, — на этом ей предстояло построить свое алиби.

Боги продолжали улыбаться Фабиоле.

Проститутки ушли в свои каморки и спокойно заснули. На Лупанарий снизошел покой. Всю вторую половину дня там не было ни единого посетителя, и Йовина позволила себе также удалиться в свои покои и вздремнуть. Никто из женщин, скучавших в приемном зале, не обратил внимания на то, как Помпея в сопровождении Веттия вышла из публичного дома. Через несколько мгновений за ней последовала Фабиола. Она скрывалась под длинным плащом и на голову накинула капюшон. Бенигн остался стоять возле двери, нервно перекладывая дубинку из руки в руку. Оба привратника рвались помочь Фабиоле в осуществлении ее плана, но кому-то необходимо было остаться на месте, а Веттий отказался от этого наотрез. Открывшееся предательство рыжеволосой потрясло его до глубины души, и он сам вызвался быть ее провожатым, когда она направилась в город.

Фабиоле не составило никакого труда следить за ними издалека.

Веттий знал, где она будет поджидать их, когда гадание закончится.

* * *

Помпея, обдумывавшая благоприятное предсказание, сделанное прорицателем, очутилась в глухом переулке, не успев ничего понять. От узкой улицы, по которой они возвращались в публичный дом, ее отделяло шагов десять. Мало того, что могучий Веттий был вдвое больше, чем она, у него еще имелся богатый опыт вышвыривания богатых клиентов из борделя таким образом, чтобы не причинить им никакого вреда.

Сразу же стих грохот повозок, запряженных волами, и выкрики торговцев, стремившихся переорать друг друга. И без того неяркий свет сменился сумерками, в которых окружающее виделось не так уж ясно. Неровная дорожка была обильно усеяна черепками разбитой глиняной посуды, гниющими овощами, человеческими испражнениями, прелой соломой и головешками, вытряхнутыми из жаровень, — только они и служили жалкими источниками скудного тепла в убогом быту инсуле. Тощий бродячий пес, пытавшийся найти в этих отбросах что-нибудь съедобное, гавкнул пару раз и удрал, поджав хвост, напуганный вторжением людей.

Решив, что Веттий вдруг воспылал к ней желанием, Помпея сделалась кокетливой.

— Я и не знала, что ты по этим делам, здоровяк. — Она сверкнула отработанной годами улыбкой. — Но разве здесь подходящее место? Приходи лучше ко мне в комнату завтра утром, после работы. Клянусь, ты не пожалеешь.

Привратник промолчал. С ничего не выражающим лицом он подтолкнул рыжеволосую женщину дальше в переулок. На перевязи, перекинутой через его правое плечо, висел незаменимый в уличных столкновениях гладиус в ножнах.

— Не терпится? Все вы, мужчины, одинаковые. — Без дальнейших разговоров Помпея начала раздеваться. — Ну, иди сюда. Здесь, кажется, почище.

Что-то упало ей прямо под ноги.

Даже в полутьме можно было узнать змеиную голову. Помпея взвизгнула и, широко раскрыв рот от испуга, отскочила назад.

Одного взгляда на лицо бывшей подруги хватило Фабиоле, чтобы узнать все, что она хотела.