«Какой смысл мне жить дальше? Я ничто. Никто. Проститутка, — потерянно думала она. — Рабыня, у которой на свете не осталось ни одного родственника, кроме того негодяя, от которого мать понесла нас».

Что же касается желания отомстить тому аристократу, который изнасиловал ее мать… когда она думала о нем, было ясно, что оно несбыточно. На этом пути ей удалось достичь очень малого: всего лишь единожды увидеть статую Цезаря в доме Максима. Но жажда мести в ней не угасла, и она продолжала изыскивать возможности для нее, подхлестываемая непрерывными мыслями о Ромуле. О том, как Гемелл уволок его, чтобы продать в лудус. О том, как близко он находился в ту ночь, когда возле Лупанария разгорелся скандал. О том, что она могла бы отыскать его вовремя, если бы раньше заполучила в клиенты Мемора. Печаль и вина терзали Фабиолу от рассвета до заката.

Когда в публичном доме появилась новая девушка из Иудеи, Фабиола решила, что теперь у нее есть неплохая возможность узнать о том, где же мог погибнуть Ромул. И хоть немного приглушить тоску. Но рассказы о пустынях Востока повергли ее в ужас: невыносимая жара, отсутствие воды, кочевники со смертоносными луками… В воображении Фабиолы то и дело возникали ужасные видения, одно страшнее другого. Она стала плохо спать, ее мучили кошмары. Вскоре ей пришлось прибегнуть к настойке мандрагоры, чтобы хоть немного вздремнуть.

* * *

Как-то раз, поздно утром, Фабиола все еще лежала в постели. Ей не хотелось никого видеть. Уже два месяца она пребывала в таком ужасном состоянии. Йовина предложила ей переселиться в комнату получше, но она решила остаться в той крохотной каморке, куда ее поселили сразу по прибытии в Лупанарий. Так ей было легче. На вбитых в стену железных крюках висели излюбленные одежды Фабиолы, на низком столике были расставлены краски для лица и духи. Один угол занимал алтарь, на котором располагалось изваяние Юпитера и несколько десятков жертвенных свечей. Все эти годы Фабиола подолгу простаивала на коленях перед всемогущим богом, молясь за своих родных. Не скупилась она и на щедрые подношения в огромный храм, расположенный на Капитолийском холме.

Все ее усилия оказались тщетными.

Ромул и мать погибли.

Фабиола была уверена, что до самого вечера к ней не придет никто из постоянных гостей. В этом было хоть какое-то утешение — нынче она не смогла толком поспать из-за привидевшегося ей кошмара, в котором Ромула нещадно рубили парфянские мечи. Даже сейчас она никак не могла изгнать это видение из головы.

— Ромул… — Фабиола уронила голову и почувствовала, как из ее глаза выкатилась слеза. Потом еще одна и еще. А затем плотину прорвало. Печаль сломила ее, волны страдания снова и снова вздымались из глубин ее существа, и она принялась громко всхлипывать. Она не плакала с того дня, как оказалась в борделе. Но сегодня не могла сдержаться.

Она оплакивала свою мать. Ромула. Свою давно утраченную невинность. Даже Юбу, который всегда хорошо относился к ней.

Деликатный стук в дверь заставил ее очнуться.

— Фабиола? — Это была Доцилоза.

Она сглотнула стоявший в горле ком и вытерла глаза уголком покрывала.

— В чем дело?

— Пришел Брут. Он хочет тебя видеть.

Она не рассчитывала увидеть самого верного из своих любовников по меньшей мере два дня. Нынче у нее не хватит сил прикидываться веселой и довольной.