Девушки окрестных сел и городищ почти сплошь были белолицы, румяны, светлоглазы, белобровы, с русыми, в цвет прелой соломы волосами. У дочери же ведьмы падала на узкие плечи тяжелая копна смоляных нечесаных кудрей, а огромные глаза смотрели мрачно и пронзительно, презирая чужие тайны и запреты и не обещая добра.

– Эка, какая ты… серьезная… – протянул старичок и снова опустился на камень.

– Кто ты? – нетерпеливо повторила девочка и притопнула босой ногой.

– Я-то? Ручейник. К этому вот ручью приставлен. А тебя как зовут?

– Как зовут? – девочка задумалась, поскребла затылок грязной рукой. – А, вот – отродье проклятое!

– Ну, то ж разве имя! – огорчился старичок. – То прозвище бранное.

– А где ж его найти, имя-то? – простодушно поинтересовалась девочка.

– А вот я сейчас тебе придумаю имя, – воодушевился Ручейник. – Если никто до сей поры не озаботился, то почему не я? Будешь ты… будешь ты… Враной, вот так. Волосы у тебя воронову крылу в цвет – потому так. Врана. Нравится имя-то?

– Врана, – повторила девочка. – Ничего, жить можно. По-любому, так куда лучше выходит, чем «отродье проклятое». Спасибо тебе, Ручейник, за имя, – девочка поклонилась старичку. Тот смущенно потупил глаза и пощипывал пенную бороду.

– А что это ты делал? – девочка кивнула на уплывавшие по ручью осенние листья.

– На осень колдую, – охотно пояснил старичок. – Какая, значит, осень будет и скоро ли заморозки первые лягут.

– А как это?

– Э-э-э! – старичок погрозил девочке тоненьким пальчиком. – То наша колдовская тайна, никому, кроме нас, не ведомая.

– Ну и ладно! – притворно обиделась девочка. – Оставайся со своей колдовской тайной! – она повернулась, собираясь уходить.

– Погоди! – спохватился Ручейник. – Не уходи! Поговори со мной еще. Сюда редко кто заглядывает. Только звери глупые на водопой спускаются… Соскучился я по разумному слову…

– Ладно, – смягчилась девочка. – Я сейчас пойду, а потом еще к тебе загляну. Хорошо?

– Да, да, приходи, пожалуйста, Врана, в любой день приходи!

Девочка подняла плечи и свела густые брови – новое имя было непривычно, как новая одежка. Казалось, что старичок обращается к кому-то другому, стоящему рядом. Но рядом никого не было.

– Мама, – сказала девочка, вернувшись домой. – Не зови меня больше отродьем, зови Враной. Это имя мое.

– Эт-то что еще за чудеса?! – изумилась старая ведьма и тут же прыгнула вперед, вцепилась крючковатыми пальцами в худенькие плечи дочери. – С людьми снюхалась, тварь?! Говори, все равно узнаю!

– Н-нет! – побледнев, выкрикнула девочка. – Это голубой старичок, Ручейник…

– Ладно, коли так! – разом поверив, ведьма отшвырнула дочь. Та упала на кучу шкур и затряслась в беззвучных рыданиях.

– Врана! Это ж надо такое выдумать! – бормотала старая ведьма, ворочая чугуны у огромного очага.

Шли годы. Вековой лес не замечал и не считал их, как не считали их и все его дети. Только люди, отгородившись от леса бревенчатыми стенами своих городищ, пытались как-то отмечать облетевшие дни, весны, зимы, но часто сбивались и путались, потому что жизнь человеческая коротка, а случившееся при отцах или дедах мнилось такой немыслимой далью, что казалось глупым верить немногочисленным зарубкам.