– Довольно!

Его глаза блеснули отраженным светом.

– Нет, пока не попросишь пощады!

Я снова бросилась бежать, но он одним прыжком настиг меня, ударил лапой по спине и повалил на землю. Я попыталась вырваться, однако он был сильнее меня.

– Проси пощады! – выдохнул он. – Ну же!

– Никогда! – огрызнулась я.

Он прижался носом к моему уху:

– Проси! Проси, или…

– Или что?

– Или вот что!

Он упал на меня и принялся облизывать своим длинным языком мои уши, нос, усы.

Я рычала и тоже облизывала своего брата, щекоча ему живот, а он скулил и извивался и наконец скатился на землю, когда я с силой ударила его лапой по шее:

– Вот видишь, нет никакого «или»! Может, ты и крупнее меня, зато я умнее! И я всегда побеждаю!

Пайри позволил мне слегка покусать его.

– Я просто разрешаю тебе победить, – пропыхтел он. – Я же знаю, какая ты неудачница.

– Только в твоих снах! – Я встала на лапы и отряхнулась.

Пайри посмотрел на меня снизу вверх, склонив голову набок.

– Как скажешь, маленькая лисичка. – Он насмешливо загекал, то есть издал ряд прерывистых щелчков языком. – Безумная лиса, дурная лиса, просто еще одна дохлая лиса!

Эту поговорку мы с ним часто повторяли в один голос, хотя бабушка жаловалась, что у нее от этого шерсть встает дыбом.

– Я не настолько уж меньше тебя! – сердито бросила я.

Пайри подпрыгнул и развернулся на месте с веселым «вау вау вау».

– Маленькая лиса, маленькая лиса, ты всегда будешь маленькой лисой!

Я прыгнула на него, но он отскочил в сторону.

– А ты всегда будешь моим глупым братом, – фыркнула я.

Он прыгнул обратно ко мне и прижался носом к моей шее. Игра закончилась. Я больше не сопротивлялась. Я закрыла глаза и позволила теплу его тела просочиться в меня. Подбородком я ощущала биение его пульса. Мой собственный, похоже, вошел в тот же ритм. Наши сердца издавали один и тот же звук – ка тамп, ка тамп, и ритм постепенно замедлялся: каа тамп, каа тамп.

Из высокой травы вышел папа.

– Надеюсь, вы дружно поиграли вместе, дети.

Рядом с ним появилась мама.

– Дружно? – Ее глаза сверкнули.

Мы поспешили к ним, и они начали облизывать наши уши, пощелкивая языками и мурлыча.

– Мы всегда дружно играем, – тявкнул Пайри, метнув в меня предостерегающий взгляд.

Мама, кажется, хотела спросить что то еще, но промолчала, потому что к нам подошла бабушка. Ее мех, как и мех Пайри, был пятнистым, переливался серебром, рыжиной и золотом и сиял на свету. У бабушки был настороженный взгляд, и ее, похоже, что то тревожило.

– Бесшерстные? – Папа пристально посмотрел на бабушку.

Мы подняли головы над высокой травой и огляделись. Травянистая полоса была неширокой, просто что то вроде зеленой тропы между серыми территориями, где росло несколько молодых деревьев.

Двуногие бесшерстные редко появлялись здесь, но они всегда были недалеко, преследуя нас, гоняясь за нами в ритме своей шумной жизни. Их миром была Большая Путаница, запретная для молодых лисиц суровая земля высоченных зданий и манглеров с немигающими глазами. Когда вставало солнце, оттуда выходили похитители – бесшерстные с палками – и окружали лисиц, которых потом никто больше не видел.

Бабушка отвела взгляд.

– Нет, ничего. – Она опустила морду и коснулась носом наших носов. – Вы уж очень грубо играете, дети. Пайри, ты крупнее Айлы. Надеюсь, ты об этом помнишь.

– Да она крепкая, как шкура сушеной крысы! – фыркнул Пайри, ласково подталкивая меня.